Законопроект Министерства просвещения остановит усыновление в России?
Во-первых, это еще проект. Здесь нет еще решения принятого. Это не значит, что с завтрашнего дня граждане не смогут усыновлять. Это пока только проект, именно поэтому специалисты по семейному устройству детей и люди, работающие в этой сфере, подняли тревогу, поскольку еще что-то можно изменить.
Там, конечно, есть ограничение по количеству детей в семье усыновителя, но это не самое главное и не самое печальное что там есть. Может быть это самое понятное и простое, поскольку действительно: как мы можем считать количество детей в семье? В каждой семье нужно индивидуально подходить к этому вопросу. Здесь по-моему всё очевидно.
Что за “психологическое обследование” предлагает законопроект?
Главным и наиболее существенным моментом в этом законе является то, что он фактически ставит потенциальных усыновителей и опекунов в позицию всегда виноватых. Сначала их будут психологически обследовать. Вообще, что именно будут выяснять на психологическом обследовании — непонятно. Поскольку теперь всё спускается на уровень Министерства просвещения, и они теперь будут принимать решение о том, что же там они будут обследовать и какими методиками. Меня тревожит, что в принципе допускается идея, что какой-то волшебный психолог может решить про каждого из нас, можем ли мы быть нормальными родителями. Причем, делается это на той стадии, когда ни ребенка еще нет, ни проекта еще нет, а когда человек просто сказал, что хочет быть усыновителем или опекуном.
На сегодняшний день ситуация такова, что для того чтобы быть в принципе усыновителем или опекуном, вам достаточно соответствовать некому набору формальных требований: не быть судимым за определенные преступления, иметь определенный доход, место жительства и т.д. Это небольшой набор требований, который говорит, что да, человек в принципе может быть опекуном. А дальше, при установлении опеки над конкретным ребенком либо при установлении усыновления, решается вопрос: подходит ли вот этот конкретный человек как родитель этому конкретному ребенку или нет.
Законопроект предлагает переместить это на фазу, когда человека обследуют в самом-самом начале, то есть когда он просто заявил, что хочет быть родителем. И здесь момент, которого принципиально быть не должно: человека фактически проверяют на возможность быть родителем любому ребенку. Но ведь ситуации бывают разными.
Если вы усыновляете или берете под опеку своего племянника, это одна история. А если я, например, мужчина 40 лет, одинокий усыновитель, собираюсь взять маленькую девочку из детдома, то, наверное, мне скажут, что я не справлюсь. Но если я захочу принять в семью ребенка, например, 12 лет или 15 лет, то почему бы и да?
Однако, в ситуации психологического обследования мне сразу скажут: “вы не годитесь” или “вы годитесь”. Это неправильно, т.к. создается впечатление, что есть волшебные психологи, у которых есть волшебные методики, которыми они могут отделить: вот этот человек будет в будущем хорошим родителем, а этот — плохим. Так сделать невозможно по, как минимум, трем причинам:
1. Первое, таких методик в принципе не существует. Каждая методика, с которой работает психолог, носит вероятностный характер: может быть так, а может быть по-другому. То есть никакая методика не может утверждать, что в конкретной ситуации человек будет хорошим или плохим родителем. С помощью диагностики можно описать определённые риски, но эти риски тоже не абсолютны, потому что в жизни человек может быть несдержанным, покрикивать на своих подчиненных или вести себя определенным образом (на сегодняшний день), но когда в его семье появится маленький ребенок, он начнёт вести себя иначе.
2. Вторая причина. Люди меняются со временем. Происходит какая-то история, и человек в конкретной ситуации может измениться: прочитав статью, послушав того же самого психолога или встретившись с конкретными реальными ситуациями в жизни, которые его изменят. Человек — меняющаяся структура. Это вторая причина, почему психологическое обследование ни к чему не приведет.
3. Причина третья — невозможно говорить о том, как человек будет взаимодействовать с ребенком, если считать ребенка субъектом, если считать ребенка живым человеком. Вы не знаете, как вы будете общаться с ним. Как вы будете общаться со стулом, мы можем предположить, или как с телевизором — тоже можем, но как вы будете общаться с живым ребенком, вы не знаете, потому что в этом общении участвуют как минимум два человека — вы и этот ребенок. Поэтому предполагать каким вы будете родителем “сферическому ребенку в вакууме” — это евгеника и бред. Если бы существовали такие механизмы у психологии, как предотвращение каких-либо преступлений… А ведь ровно для этого предлагается этот законопроект — как попытка предотвратить те немногочисленные, прямо скажем, случаи насилия в семьях, в том числе приемных родителей, которых, например, в 2016 году было 82 на всю страну. Много это или мало, и можно ли это искоренить до нуля? Вот такими методами точно нельзя. Почему? Потому что если бы психологи смогли хоть как-то предсказывать преступления, то, наверное, у нас вместо судов и Следственного комитета были бы зеленые лужайки, а вместо тюрем стояли высотные дома, где сидели бы волшебные психологи, которые решали бы, кто совершит преступление, а кто не совершит. Но этого нет и быть не может, мы это понимаем.
Психологическое обследование по этому законопроекту касается не только самих потенциальных родителей, но и совместно проживающих с ними людей. На сегодняшний день понятие “совместно проживающие” порождает большие проблемы в правоприменении — люди не понимают, кого считать “совместно проживающими”. Например, если прописан с вами дедушка, который живет с бабушкой в другой квартире, или если у вас есть проживающий с вами брат, который живет отдельной семьей, и с вами может вообще не общается, считать их совместно проживающими членами семьи или нет? Эти вопросы не находят ответа ни в предлагаемом законопроекте, ни в текущей правоприменительной практике. Но если буквально читать то, что предлагает Министерство просвещения, вы должны будете психологически обследовать и бабушку с деменцией, и своего папу, который, например, в принципе возражает против “чужих детей”, и троюродного брата, который живет с в одном доме с вами, но отдельной семьей. В регионах бывают прекрасные дома на две семьи, где может даже вход общий, но живут в нем раздельными семьями. И в этих обстоятельствах вы должны будете всех притащить на психологическое обследование. Понятно, что им это все не нужно, никто никуда просто не пойдёт. И что там вам наобследуют психологи и как это соотносится с конкретным ребенком — совершенно не понятно.
А как соблюсти тайну усыновления, если обследовать будут всех подряд?
Здесь же встает вопрос о тайне усыновления. Можно к ней по-разному относиться, но пока даже этот смелый законопроект не идет по пути отмены тайны усыновления. Министерство просвещения не пишет так буквально: давайте отменим тайну усыновления. Но в ситуации, когда у вас все вокруг пройдут психологическое обследование, какая может быть тайна усыновления? Масса примеров, когда не складываются (по разным причинам), например, отношения с родителями, в том числе и с совместно проживающими. Вот живет семья, бездетная, хочет взять маленького ребенка, не очень распространяется всем о том, что она этого ребенка берет. И тут молчавший до этого папа внезапно получает право голоса: он может прийти и сказать про свою дочь, всё что он о ней думает.
Мне эта ситуация больше всего напоминает историю про советские времена, когда люди стояли в очереди за румынским гарнитуром. Вот стоит в очереди 250 человек, а гарнитуров 25. Собирается местком, который должен определить, кому же выдать открытку на заветный гарнитур? Определять “настоящего родителя” собираются примерно теми же самыми методами ,т.е. собрать со всех окружающих какие-то слова и потом принять какое-то решение.
Ни один психолог, конечно же, никогда не определит какой вы будете родитель в будущем. А то, как вы ведете себя в настоящем, очень приблизительно говорит о ваших возможностях как родителя.
Масса людей, которые брали детей, изначально говоря “ой как хорошо, будут за это доплачивать”, вполне прилично воспитывают детей. Дети счастливы, довольны, рады, всем в этой ситуации хорошо. При этом другие люди, которые, например, из альтруистических побуждений брали много детей (или это был один ребенок, но сложный), в какой-то момент не выдерживали, могли отказаться от детей. К слову сказать, даже в пояснительной записке Министерства образования написано, что таких отказов менее 1% от передачи детей в семью. Вот мы ради этого 1% на психологическое обследование тянем все 100%. Это даже не из пушки по воробьям, это чтобы искоренить сорняки нужно всё закатать в асфальт, а потом еще сверху помыть хлорочкой тщательно. Вот это приблизительно то, что нам предполагают сделать.
Разумеется, люди психопатического плана прекрасно эти тесты пройдут, ответят всё, что вы хотите услышать, и всё, что вы хотите знать. Они пройдут эти тесты замечательным образом. Не пройдут эти тесты те люди, которые остро воспринимают, когда к ним залезают в душу. Есть посторонний человек, которого я не выбирал, — психолог, который мне начинает задавать вопросы интимного содержания. Скорее всего, я встану и выйду. Я не хочу раскрывать душу перед человеком, который неизвестно как эту информацию дальше обработает. Приличных усыновителей это разумеется отпугнет. А те люди, которые по каким-то другим причинам идут в опеку или в приемную семью, они, конечно же, все пройдут, правильно на все ответят, выдержат, потому что понятно, что их в конце ждет.
Внедрение обязательного психологического обследования сильно изменит и самих психологов. Принцип работы психолога заключается в том, что он работает по запросу. Человек, который к нему обращается, должен просить о какой-то помощи. Он доверяется этому психологу. В ситуации с государственным психологом… давайте будем смотреть на вещи открытыми глазами. Кто в реальности это будет? Скорее всего, бывший сотрудник детдома, воспитатель, который прошел некоторую подготовку. Я ему должен довериться? При этом я его не выбирал, не я выбирал это обследование, оно мне не нужно, но я должен прийти и честно ему все рассказать? Насколько искренними и честными будут мои рассказы?
Это всё говорит нам о том, что ситуация с психологическим обследованием никак не решает те задачи, которые поставлены перед этим законопроектом. Оно не уменьшает опасности того, что может произойти с ребенком.
Но есть и другие нормы.
Почему опять всплыли “квадратные метры”?
В законопроекте есть пункт о размере жилого помещения. На сегодняшний день нет специальной нормы, которая регулировала бы, сколько квадратных метров должно быть у усыновителя или опекуна. Потому что иногда на 33 квадратных метрах мы можем устроиться нормально, а иногда и 200 метров не спасают. Это зависит от многих факторов. Вот деревенский дом с щелями в полу — хотя он формально по нормам проходит, я бы туда ребенка не отдал. А вот малогабаритная двушка, в которой может быть даже двухэтажные кровати, но тепло, уютно, рядом школа или детский сад. С чего бы ребенку там не жить? Здесь нужно каждый раз смотреть. Раньше квалификации сотрудников органов опеки как-то хватало, чтобы на месте разобраться, можно в этот дом ребенка передавать или нельзя. Что сейчас изменилось?
В пояснительной записке к законопроекту пишут, что участились случаи, когда детей перевозили в какие-то места, где детям было плохо. Если в прошлом году таких случаев было, ну, предположим, 100, а сегодня 102, то по-моему ничего не изменилось в пределах разумного.
Да, можно говорить что важна судьба каждого ребенка, но нужно понимать: ради единичных случаев вы заставляете всех людей идти под одну гребенку. На мой взгляд и на взгляд специалистов, которые занимаются детьми, вопрос не в квадратных метрах уж совершенно точно. Поэтому такое формальное требование совершенно точно никак не защитит детей, но безусловно ограничит людей, у которых не хватит 2 квадратных метра в том, чтобы принять ребенку в семью.
Вообще, сам вот этот подход — “очередь за румынской стенкой” — сквозит в каждой норме. Такое ощущение, что у нас от Владивостока до Москвы стоит очередь из идеальных усыновителей и опекунов, которые хотят забрать в свои семьи тот контингент, который остался у нас сейчас в банке данных. Конечно, не хорошо говорить про детей “контингент”, но как-то нужно назвать детей с большим количеством братьев и сестер, или детей не сильно здоровых, или детей с ментальными нарушениями, или детей очень «взрослых» (15-16 лет). На них не стоит очередь. Ограничивать сейчас и так не бурный поток желающих взять таких детей? Маленьких детей мы всегда устроим. Не стоит вопрос, что делать с младенцами. Младенец всегда найдет себе семью. А вот что делать с подросшим восьмилеткой с ДЦП? На этот вопрос никто не отвечает. На сегодняшний момент нам предлагают отсеять, отобрать, поставить еще один препон перед людьми, которые по велению сердца всё же хотят принять ребенка в семью.
Количество детей
Хотя это не является главной проблемой данного законопроекта, стоит и про это упомянуть. Нельзя сказать что количество детей в семье является противопоказанием для передачи детей туда.
Во-первых, приемных семей с очень большим количеством детей не так много. Иногда это результаты ошибок органов опеки, когда детей просто “напихивают” в семью, пока та не “лопнет”. Иногда это ошибка приемных родителей, не рассчитавших свои силы. Но чаще всего это очень успешные семьи, где десять детей и больше. Эти семьи успешно справляются с воспитанием детей (уж точно лучше, чем детдом). Почему мы такую семью ограничиваем жесткой цифрой? Опять же, если бы у нас была очередь, если бы у нас было в 15 или в 100 раз больше желающих взять детей, чем самих детей, как в Германии, например, тогда мы могли бы ставить любые требования, потому что это все равно будет лотерея. У нас в стране не та ситуация с семейным устройством.
Что еще в этом законопроекте вызовет нарекания действующих опекунов?
На сегодняшний момент опека — дело добровольное. Это означает, что любой гражданин может принять ребенка под опеку и любой гражданин может отказаться от опеки. Вообще, это аналог развода. Равно как вы можете сочетаться браком, а можете расторгнуть брак. Другое дело, что вы люди взрослые, договоритесь.
Бывают случаи, когда берешь ребенка под опеку (это не вечная форма устройства) и понимаешь, что какие-то условия не позволяют дальше с этим ребенком жить. В частности, это могут быть изменения в собственной семье опекуна, которые не предполагались. Или состояние здоровье и поведение нового ребёнка угрожает жизни и здоровью других детей. В таком случае отмена опеки может быть разумным решением.
Новым законопроектом это полностью отвергается. Фактически получается, что у нас опекун закрепощен. Ему будут указывать, как он должен проводить, это лучше процитировать: “мероприятия, порядок, виды и периодичность осуществления деятельности, направленной на адаптацию ребенка в семье опекуна”. Я даже не хочу переводить это на русский язык, потому что я не знаю, что они имели ввиду под “деятельностью, направленной на адаптацию в семье опекуна”, у которой, причем, еще есть порядок, виды и периодичность.
Что это будет на практике? На практике вам напишут некий список, скорее всего, в нем будет заключаться тоже самое, что сегодня пишут в плане по защите прав детей. Есть такой документ — план по защите прав ребенка. Любой ребенок, передаваемый под опеку, имеет такой план. Что в нем написано? В 99% случаев в нем написано две вещи: раз в полгода обследование органом опеки и один раз в год отчет опекуна. Зачем эта профанация нужна непонятна, но теперь эта профанация будет шире. Вам, опекуны, не разрешают жить в семье нормальным образом, вы уже совершенно в своей семье не вольны, вы должны выполнять этот план мероприятий. Если вы его не будете выполнять, то, разумеется, наступят негативные последствия.
Если вы захотите переехать в другой регион (здесь я чувствую «почерк» многих знакомых мне региональных чиновников, особенно из Москвы, которые ратовали, чтобы эта норма в том или ином виде перекочевала в законопроект), смена места жительства опекуна и подопечного, соответственно, возможна только с разрешения органа опека. Это значит следующее. Вы, например, одинокая женщина, живете в городе Скопине Рязанской области и вам повезло — вы нашли себе мужа и собираетесь переехать к нему в город-герой Москву. Прежде чем переехать, поскольку у вас есть подопечный ребенок, вы должны прийти в органы опеки в Москве, получить акт обследования вашей московской квартиры. Я уверен что московские органы опеки, и сегодня не радующиеся тому, что к ним приезжают дети из регионов, такой акт обследования проведут так, что вы свою квартиру не узнаете. Напишут, что площади не хватает, лифт не той системы, школа далеко, соседи буйные — я не знаю что вам напишут. Но из тех фантазий, которые уже сегодня пишут в актах обследования жилищных условий или в действующих заключениях психологического обследования для потенциальных родителей — можно книжку составить или отдать Евгению Вагановичу Петросяну для того, чтобы мог нам со сцены показывать. Так вот, московский орган опеки должен написать акт обследования, а дальше Скопинский орган опеки или другой орган (механизм не прописан) будет решать, переезжать вам или нет. А если не разрешат, то что? Вы должны будете сдать ребенка обратно в детдом, и пусть он там остается?
Абсолютно не продуманная, нарушающая право граждан на свободу места выбора и передвижения инициатива.
Психологическое обследование ребенка в семье
Проводится оно органом опеки, когда они контролируют опекуна. Если ребенку уже есть 14 лет, у него спросят согласие на его проведение. До 14 лет спрашивать не будут. Как это на сегодняшний день происходит в пилотных проектах, например, в Москве. Приходит тетя и спрашивает 11-летнюю Машу: “Ну, как ты Машенька? Тебя опекун не обижает? Может быть тебя бьют в семье? Если тебя бьют, позвони, вот я тебе телефон оставлю”. К чему это приводит? Отношения между подопечным и опекуном и так довольно сложный вопрос, потому что ребенок в 11 лет понимает, что это не совсем мама, и есть определенные права и обязанности. Это рушит интимные отношения внутри семьи, которые строятся на чем-то таком, что сложно описать. Как ребенок относится к опекуну? Называет ее мамой. Явно не так, как тетя предлагает — пойди и настучи на опекуна, если он тебя вдруг побил. И дети, как показывает практика настукивают, раз их об этом просят. Бил или не бил — неизвестно. Стук есть. Или ребёнок, который раньше и не задумывался о том, что в семье могут бить, начинает этого ждать и опасаться. Помогает ли это самому ребенку, чтобы хорошо адаптироваться и нормально развиваться в семье? На мой взгляд, это скорее разрушает семью опекуна, чем оказывает какую-то помощь ребенку.
И последний издевательский момент: если ребенка в 14 лет спросят согласен ли он с тетей побеседовать и пройти обследование, то ни опекуна, ни членов его семьи об этом не спрашивать не собираются. Не важно, согласны они или не согласны. Или ты душу излагаешь неизвестному психологу, или ты проходишь мимо истории с приемными детьми.
Это вкратце то, что несет нам этот законопроект.
Что ещё не так с этим законопроектом?
Еще раз обращаю внимание, что это не вопрос про “до трех детей” или “от трех детей”. Это очень маленькая часть предлагаемого закона, ее скорее всего поправят, потому что она совсем уж идиотична.
Это закон, который принципиально меняет подход к опекуну или усыновителю. Его делают заранее виноватым. Не нужно говорить, что “а что такого, придет хороший психолог, поговорит со мной, я же нормальный человек”. Кажется, что к вам придет хороший психолог. Но нет хороших психологов в таком количестве, нет методик в таком количестве. Те методики, которые нам показывают, это обычные тесты о тревожности, об общих особенностях характера. И совершенно непонятно из чего делаются выводы, что повышенная тревожность или некоторая повышенная возбудимость плоха для усыновления, или что фактор риска — наличие в семье других детей. Например, у меня уже есть ребенок 6 лет. Что пишут сегодня уже психологи: “ребенок находится в предкризисе дошкольного возраста”. Поэтому еще одного ребенка взять нельзя. А в 9 лет — предподростковый кризис. А в 13 лет — подростковый кризис. Ровно это будет и дальше. Те аргументы, которые приводят в защиту законопроекта, основаны ровно на этих так называемых пилотных проектах, которые действуют в том числе и в нашем городе. В Москве обследованием семей занимаются две государственные организации. Я видел десятки написанных ими бумаг — пишут откровенную чушь.
Проблема еще и в том, что решение опеки, например, отрицательное заключение о возможности быть усыновителем, на сегодняшний момент вы можете оспорить. Но если оно основано на мнении психолога, то вы его оспорить не можете . Нельзя оспорить мнение. Вы сами пришли, подписались, получили мнение, ничего с ним дальше сделать не можете.
Мы столкнемся с массой нарушений прав граждан при применении такого закона.
Два последних момента:
1. Финансовая ёмкость.
Я удивляюсь тем регионам, которые это поддерживают, потому что им нужно будет содержать армию государственных психологов, содержать на собственный бюджет, которого в регионах обычно даже на дороги то не хватает. Но нужно будет где-то взять этих государственных психологов, как-то их обучить и каким-то образом их содержать в большом количестве. Не затрачивая дополнительных средств такое сделать нельзя.
2. Коррупционная составляющая.
Понятное дело, что если ваша жизнь зависит от психолога, который на самом деле ни за что не отвечает (формальной ответственности нет), вылезает коррупционная составляющая. Во-первых, психолог будет фактически решать “давать или не давать”. Во-вторых, психолог прекрасно понимает, что если он даст свое добро на передачу вам ребенка, и не дай бог что-то с этим ребенком случится, исходя из идеологии этого закона, виноват будет тот, кто отбирал. То есть сам психолог. В итоге у 90% всех заключений будет у нас как размазанная по тарелке манная каша, с общим пониманием того, что детей давать этому человек нельзя.
Если мы думаем, что на приемных родителях эта инициатива остановится, я очень сомневаюсь. Если брать статистику Следственного Комитета, из которой все растет, — побоев и убийств в кровных семьях гораздо больше. Давайте их тоже отбирать, обследовать?
И, наконец, давайте посмотрим на статистику. Что у нас происходит с детьми, оставшимися без попечения родителей и находящимися в учреждениях? Да, воспитатели этих учреждений тоже, предположим, будут проходить это обследование. Но в любом детском учреждении есть человек, занимающийся административными функциями, спонсор, приезжающий на белом мерседесе, истопник дядя Вася. Эти люди тоже будут проходить обследование? Это я рассказываю, утрируя слегка, результаты анализа уголовных дел по ситуациям, возникающим в учреждениях для детей, оставшихся без попечения родителей.
Страшный законопроект, меняющий и без того не устоявшуюся парадигму уничтожения детских домов и передачи всех детей в семьи. Дети не могут жить нигде кроме семьи — это очевидные вещи. Но меняется парадигма. Считается теперь что надо так отбирать, что детям придется сидеть в детском доме и ждать, пока мы отберем наиболее правильных родителей. Если примут законопроект, не знаю что будет со всей системой, и что нас ждет, что ждет детей в этой ситуации.
Можем ли мы что-нибудь сделать?
Конечно, можем. У меня нет больших надежд на Государственную Думу или еще на кого-то. Но эти люди хотя бы формально существуют, чтобы представлять наши интересы. Депутаты региональных парламентов, даже местных, депутаты ГД, члены СФ — это люди представляющие наши интересы. Поэтому чем больше граждан в индивидуальном порядке обратится к Президенту, в Правительство, в Министерство просвещения, к депутату Думы от своего региона, или в Комитет по делам семьи, который явно будет рассматривать этот законопроект, чем больше людей выскажут свое отношение, тем больше эти люди будут задумываться о том, что они принимают. Мы не можем прийти и сказать “не принимайте”. И лечь костьми. Тем не менее, каждый из нас свое мнение выразить должен, мы имеем право его высказывать.
Наша точка зрения должна быть донесена индивидуально от каждого и выражена в письменном виде. Большинство людей, которые хотят что-то сделать, готовы выйти на митинг или поставить галочку, что они подписывают какое-то воззвание в интернете. У меня к вам просьба. У меня на сайте есть образцы, которые можно будет использовать для написания индивидуального обращения. Я думаю что и СМИ, и коллеги, которые занимаются семейным устройством, также распространят. Пожалуйста, распечатайте, поставьте подпись и отправьте, например, в Государственную Думу. Люди должны физически видеть, что есть живые конкретные люди (а не просто шум в интернете). Эти депутаты, министры “так называемые” (это министр Васильева назвала родителей — “так называемые родители”)…
Поэтому если каждый из нас напишет: “Я с этим законом не согласен. Меня раздражает вот это, вот это и вот это. Я считаю неправильным никакие обследования психологов, я считаю неправильным, что ограничивается количество детей, я считаю неправильным, что считают квадратные метры, что всех под одну гребенку и т.д.”, тогда эти люди прислушаются, потому что на самом деле они для того и существуют. Скорее всего прислушаются. Просто мнение каждого из нас должно быть на бумаге зафиксировано. Не нужно этого бояться. Нужно переступить порог почтового отделения, чтобы отправить письмо Путину. Это не сложно, правда.
