Российская бюрократия всегда была предметом шуток. Но, в целом, не очень злобных. Но даже такой добрый человек, как я — нахожусь на грани. Я ещё к тому же адвокат, и работать с чиновниками — одна из частей моей профессии. А я от них — трясусь уже.
Самое во всём печальное — даже не повсеместное и всеобъемлющее чувство презрения, без стеснения транслируемое из-за каждого чиновничьего стола. Кто бы ты там ни был, ты — дерьмо. Без вариантов.
Но проблема не в этом. Проблема в том, что ты ещё и говно неграмотное, неразумное, тупое, и вообще ничего не знающее. Кто бы ты там ни оказался.
Но эта проблема — не самая страшная. Самое страшное, что неграмотные, неразумные, порой тупые и ничего не знающие — как раз сами эти!
Приходит доверительница, рассказывает. Забирала ребёнка под опеку из райцентра в одной из областей. Нет, говорят, на руки, даже в запечатанном конверте мы вам личное дело не дадим! Моя доверительница (ну, не знает она законодательства — имеет право, не чиновник же) — настаивает. Те — чуть не грубят: отправим почтой.
Проходит две недели. Доверительница получает извещение на свой адрес, на своё имя, посылка, мол. Получает. В посылке — личное дело. «Девочке», поди, сказали отправить — она и отправила.
Другого моего доверителя вызывают в налоговую. Он приходит: вопрос ясен как день, всё просто. Надо просто, чтобы ведущий специалист (так написано на двери) провела опрос налогоплательщика. Сама ведущий специалист не понимает, что ей нужно делать, берёт чуть не за руку моего доверителя и ведёт к начальству. Начальство чуть не диктует: задашь такие-то вопросы. Девочка, простите, ведущий специалист, хлопает глазами: чувствуется, что некоторые слова и обороты она не слышала до этого. Тогда начальница поворачивается к моему доверителю: «Ну, вы-то поняли? Поможете ей вопросы сформулировать?» И, да, вернулись, диктовал вопросы, потом ответы. Девочка (с ошибками) записывала.
Про полицию я и не говорю уже… Но откуда такой гонор?!
В Комиссии по делам несовершеннолетних по списку — один сотрудник полиции, по факту — сидят две молодые леди, глаза и руки — в телефонах. Обсуждается привлечение гражданина к административное ответственности. Я достаю больничный (я — защитник), и говорю, мол, болеет гражданин, и, кроме того, с материалами дела я не знаком, отложите на неделю, чтобы и я был готов, и товарищ выздоровеет. «Его знакомили с материалами!» — обязательно надо криком — отвечает мне одна из дам за столом комиссии. Ну, его знакомили, а меня — нет, я ж защитник, тоже имею право знакомиться до рассмотрения дела, да? Нет, оказывается. «Кто за то, чтобы отказать в ходатайстве?» — вопрошает председательствующий. Ответом — лес рук. Из 11 членов комиссии по делам несовершеннолетних проголосовали все 14.
На следующий день удивляюсь этому перед ответственным секретарём (тоже главный специалист, между тем!), она говорит: там были ещё приглашённые. Ну, и они, не будучи членами комисии — тоже голосовали?! Ну, они, говорит, руки поднимают, но мы их не считаем…
Святая, чёрт возьми, простота. Человека привлекают к ответственности, а они собрали в коридоре Управы тех, кто там мимо проходил — и они руки поднимают, аки члены комиссии.
Самое печальное: ответсек комиссии даже не поняла, что именно меня возмущает. Ну, сидели «приглашённые», ну, руки поднимали, ну, что такого? Никакого вообще представления о законе! То есть нет даже малейшего понимания, насколько чудовищно то, что они делают.
У меня только один вопрос: откуда оно всё такое вылазит?
Нет, есть второй. Как это вот всё затолкать обратно? Ну, с КДН хоть примерно понятен порядок действий. А вот что делать, так сказать, вообще. Ведь эти все ведущие специалисты с ошибками в орфографии через пяток лет станут начальством. И эти блондинки с телефонами (одна из которых — уже начальник ПДН! То ли хорошо сохранилась, то ли и правда лет 25-ть от силы!) — тоже станут руководителями со звёздами.
И как его тогда заталкивать?
