По долгу службы я обязан хранить адвокатскую тайну, и могу говорить о делах доверителей только то, что они сами разрешили мне рассказать. Человек, историю которого я хочу вам поведать, не против огласки – тем более, что случай действительно вопиющий. Тем не менее, он попросил не называть его фамилию – и я его понимаю. Поэтому назовём его просто – Н.
Родной отец против бабушки-опекуна: кто решает судьбу ребёнка?
С Н. я познакомился ещё в 2012 году. Он обратился ко мне с обычным, на первый взгляд, делом: у него родилась дочь, однако её мама сильно возражала против того, чтобы Н. был записан отцом ребёнка. В процессе возражений и споров мама девочки, к несчастью, умерла. Тогда бабушка ребёнка по материнской линии оформила опекунство и… продолжила дело умершей – то есть, тоже долго и тщательно возражала против того, чтобы Н. записали в отцы.
Дело это длилось более трёх лет, и даже не в российской юрисдикции. В результате суд всё равно признал, что Н. является отцом ребёнка. И вот тут началось самое интересное: как только мы обратились в Таганский суд в Москве с тем, чтобы определить порядок общения отца с дочерью, бабушка резко сменила тактику.
«Ну вот зачем вам это надо? Зачем судиться, зачем какой-то там порядок устанавливать? Давайте мы с вами сами обо всём договоримся, и будем по-честному хорошо общаться, а? Тем более, ухаживать за маленькой девочкой – то ещё удовольствие, поэтому ребёнку лучше жить у меня. А вы будете общаться. Давайте решим всё мирно?», – говорила бабушка моему доверителю.
И Н., несмотря на мои советы, согласился.
Прошло пять лет. Как я и предполагал, выполнять данные в суде обещания бабушка не спешила. На самом деле, ничего удивительного в этом нет. Так всегда и бывает: когда под человеком горит пламя и кипит котёл, он пообещает всё, что угодно – лишь бы выбраться из неприятной ситуации. А выполнять обещанное – это же будет уже потом, да и не обязательно… В общем, бабушка в этом случае не стала исключением.
В конце концов, мой доверитель Н. пришёл к тому, чтобы поставить вопрос жёстко: ребёнок должен жить у него и воспитываться им, поскольку он – родной отец. Мама ребёнка умерла, а бабушка, хоть она и вполне сносно справлялась с обязанностями опекуна несколько лет, всё-таки опекун, а не родитель. К сожалению, одного намерения иногда бывает недостаточно.
Дело это обещало быть долгим. К сожалению, оно таким и оказалось. Почти год у нас ушёл на то, чтобы получить решения суда о порядке общения отца с ребёнком. Дело осложнялось и затягивалось из-за дикого сопротивления со стороны бабушки и всей её семьи. Но, тем не менее, отец всё-таки начал регулярно общаться с собственной дочерью. И это уже была маленькая победа.
Что не так с позицией органа опеки и попечительства?
При этом крайне удивительную для меня и для моего доверителя позицию заняли органы опеки – сначала Красносельского района в Москве, затем Одинцовского, в Московской области. Ну, вторые-то скорее по инерции, а вот первые заняли жёсткую и непримиримую позицию: «Мы папу к ребёнку не допустим и общаться с ребёнком ему не дадим. И вообще, папа тут не нужен – ребёнку и у бабушки хорошо».
Такая позиция органа опеки кажется крайне странной, ведь они, вообще-то, созданы для того, чтобы защищать права детей – в том числе, и на общение с кровными родителями. Так уж сложилось, что законодатель считает: опекуны – хорошо, а кровные родители – всегда лучше. И мы, в общем-то, почти всегда с этим согласны.
Но опека Красносельского района Москвы изо всех сил пыталась вставлять нам палки в колёса и мешала отцу нормально общаться с ребёнком. Мы написали туда, наверное, с десяток жалоб – и никакой помощи не получили. К счастью, ребёнок переехал в Подмосковье, в Одинцовский район. Местная опека уже с большим пониманием отнеслась к нашим просьбам – в частности, они наладили встречи отца с ребёнком. И тут стало понятно, почему же бабушка так ожесточённо и, я бы сказал, остервенело боролась против того, чтобы отец восстановил свои родительские права.
Сомнительные сделки с имуществом подопечного: почему бабушка была против общения ребёнка с папой?
Оказалось, дело в деньгах. Как мы были удивлены.
Пока отец боролся с бабушкой и органами опеки, девочка успела вырасти и вступить в подростковый возраст. Изменились потребности, изменилось поведение. Бабушка поняла, что управлять ребёнком уже не может, и с обязанностями опекуна не справляется. Она сама отказалась от этой почётной роли, и ребёнка вернули отцу.
А дальше произошло следующее: выяснилось, что после «усердной» опеки девочка попала к папе в состоянии «гол как сокол». Конечно, какое-то имущество у неё сохранилось, но это было далеко не всё то, что она должна была унаследовать от матери. И ситуация прояснилась. Стало понятно, почему так себя вела бабушка, и почему орган опеки Красносельского района оказывал такое рьяное сопротивление: не давал ознакомиться с документами и всячески мешал отцу восстановить свои родительские права. Оказывается, только потому, что в этом случае сразу бы «всплыла» информация обо всех сомнительных сделках с имуществом ребёнка, на которые Красносельская опека дала своё согласие.
Например, у девочки в собственности была треть квартиры. Эту долю с разрешения опеки поменяли на сумму 430 тысяч рублей. Ну согласитесь: таких цен на квартиры не бывает. Их не было и тогда, когда была совершена сделка. Тем не менее, орган опеки и попечительства дал своё согласие на то, чтобы эту долю у ребёнка забрать. И её забрали.
Может ли опека запретить отцу ознакомиться с личным делом ребёнка?
К сожалению, дело Н. до сих пор не пришло к логическому финалу – и, похоже, решится ещё не скоро. На сегодняшний день вся ситуация упёрлась в Закон о персональных данных. При чём тут вообще это? Сейчас объясню. Оказывается, родной отец не может заглянуть в личное дело своего ребёнка, который находился под опекой. Не может получить информацию о сделках с имуществом, которые проводились, пока ребёнок был вне его контроля, его родительской заботы и законного представительства. Во всяком случае, так считает орган опеки.
«Мы не покажем вам личное дело подопечного, в котором лежат все нужные вам документы (разрешения на сделки, перечень имущества, документы о его изменении). Не покажем, потому что в этом личном деле содержатся конфиденциальные сведения – например, персональные данные опекуна», – сообщает нам опека. Вот эти персональные данные якобы мешают продемонстрировать все документы кровному родителю.
Тут следует пояснить, что сведения в личном деле подопечного, конечно, относятся к персональным данным. В том числе, и сведения о бабушке как опекуне – например, её медицинская справка и тому подобное. Другое дело, что там не содержится никаких сведений, которые орган опеки под этим предлогом мог бы утаить.
Например, если кровный родитель (в нашем случае – отец) хочет проверить, правильно ли назначили опекуна, он имеет полное право посмотреть на эту медицинскую справку. Вернее – медицинское заключение, которое было выдано опекуну. Там ведь не написано никаких диагнозом. Там подчёркнуто только одно: имеются у человека заболевания, которые препятствуют ему исполнять обязанности опекуна, или не имеются. И никакой тайны в этом нет. Другой разговор, если такой справки в деле нет вообще. Тогда это большое нарушение, и родитель, как любой заботливый человек, должен оспаривать действия органа опеки по назначению опекуна, потому что он был назначен неправильно.
Однако орган опеки настаивает на том, что личное дело подопечного не покажет. «Не хочу и не буду, потому что там содержится, например, адрес бабушки», – говорит орган опеки. Но дело в том, что адрес бабушки – это публичные сведения. Вообще, назначение опекуна – это публичная деятельность. И если кто-то обращается к органу опеки, чтобы получить адрес опекуна, ему не могут не сообщить эту информацию. Ещё раз: ни адрес, ни остальные документы, которые связаны с назначением опекуна, не являются защищёнными персональными данными. Да, они действительно обрабатываются в ограниченном доступе и не публикуются открыто на сайте. Но это не значит, что человек, который непосредственно связан с этими данными, не может их получить.
И то, что родной отец ребёнка не может узнать, что делал опекун в период исполнения своих обязанностей, на что давал разрешение орган опеки и какие сделки были проведены с имуществом его ребёнка – всё это, конечно, полный бред. Это не регулируется законом о персональных данных. Это просто произвол органа опеки. В данном случае – опеки Одинцовского района Московской области. А он, в свою очередь, делает это только для того, чтобы прикрыть коллег их Москвы, которые много чего наворотили ещё до того, как дело попало в одинцовскую опеку.
Я, конечно, понимаю – честь мундира и всё такое… Но я также понимаю, что эту информацию мы, так или иначе, всё равно получим. Люди, которые разрешали подобного рода сделки, должны быть привлечены к уголовной ответственности: они лишили несовершеннолетнего ребёнка прав на достаточно большое имущество. Поступили они так из корыстных убеждений или, скажем так, из халатности – не важно. Тем более не важно, как они это объясняли. Важно, что в результате ребёнок остался без имущества.
Почему документы, которые так старательно прячет опека, нужно получить как можно скорее?
Лично для меня крайне удивительно, что Министерство образования Московской области, куда мы обращались, наверное, уже раз шесть, продолжает покрывать сотрудников органа опеки Одинцовского района. И Н. всё также не дают посмотреть информацию о том, каким же образом ограбили (иначе не скажешь) его ребёнка.
Ещё раз подчеркну: мы эту информацию всё равно получим, пускай и из других источников. Но результатом промедления может стать то, что люди, которые совершили всё это и должны быть привлечены к уголовной ответственности за свои действия, её избегут. Просто потому, что сроки давности привлечения к ответственности к тому времени уже истекут.
Кому же, в самом деле, всё это выгодно? Почему орган опеки так рьяно сопротивляется и отказывается показать личное дело ребёнка? Честь мундира? Так у органов опеки их, вроде как, нет. Просто так не дают, потому что никому и никогда не давали? Тоже сомнительный аргумент. Вот и получается, что родной отец не может получить информацию, что же происходило с его дочкой, пока его самого рядом не было, а почему – большой-большой вопрос.
Мы не перестаём искать на него ответ – точно так же, как не прекращаем попыток раздобыть нужную информацию. Дело Н. продолжается, и о новых интересных поворотах в этом непростом сюжете я обязательно буду рассказывать вам.
Ну а если вы тоже боретесь с органами опеки и нуждаетесь в помощи адвоката – записывайтесь ко мне на консультацию, и я обязательно помогу.
Ваш адвокат Антон Жаров
