Все мы — жертвы профдеформации. Вот, например, юрист, он же в первую очередь законник, а потом уже — про любовь.
Или, например, доктор. Ему важнее — вылечить. А уже всё остальное — потом.
И поэтому не считается таким уж важным вопрос о доступе родственников в реанимацию. Поэтому никого до последнего времени не заботило, как себя чувствуют мамы, которых «положили в больницу» вместе с ребёнком: и спали на стульях, и выполняли всю санитаркину работу под крики и оскорбления этих же самых санитарок.
Ну, не считалось это важным. Главное — капельницы, уколы, операции и томография… А остальным — можно пренебречь. Чувства там, удобства там…
И потому эксперт Минздрава полагает, что можно отбирать детей от родителей просто по факту отказа от лечения. Доктору очевидно: надо лечить. А что там кто чувствует — это вопрос в голове, наверное, хорошего дядьки и специалиста — не возникает.
Просто потому, что все мы — профдеформированные, и остаёмся в узеньких свих шорах.
Но я всё-таки, из-за своих шор, ещё раз скажу про ВИЧ-диссидентов. На самом деле, у нас достаточно законодательства, чтобы не допускать смертей детей. Во всех этих трагических ситуациях совпадает одно: все бояться брать на себя ответственность и принимать решение. Даже судьи.
Вот, скажем, в последней по времени питерской истории не хватало, как мне кажется, одного: смелости у судьи. Смелости принять необычное решение.
Не только обязать родителей лечиться, но и наложить на них обязанность, скажем, еженедельно посещать врача. И обратить решение к немедленному исполнению. Но никто из участников процесса такого не обычного решения даже и не предполагал…
А законов — больше, чем достаточно.
