Как это делается в Москве или все претензии к ДТСЗН в одном посте

Как это делается в Москве или все претензии к Департаменту труда и соцзащиты — в одном посте.

Не секрет, что сфера моей профессиональной деятельности — дети, как я частенько повторяю, во всех видах и проявлениях. И это не только всякие лишения родительских прав, или споры между родителями, но и усыновление, и всяческие споры по поводу опеки, прежде всего, над детьми.

Разумеется, такого рода споры, которые про опеку, чаще всего бывают не между гражданами (хотя и тут родители судятся с опекунами и наоборот), а между гражданином (опекуном, как правило) и государственным органом — органом опеки.

В Москве органом опеки является Департамент труда и социальной защиты населения города Москвы. В ряде районов его полномочия, как органа опеки и попечительства исторически делегированы на уровень муниципалитетов, и тогда органом опеки является муниципалитет. Такая ситуация, например, в московском районе Замоскворечье, или в Куркино, в Щукино, в Пресне… Но в остальном городе — ДТСЗН и его районные подразделения — ОСЗН.

Если попытаться проанализировать те ситуации, с которыми приходят ко мне, в Команду адвоката Жарова, то споры с органами опеки можно разделить на две части. Одна — назовём их «рабочие» споры, связанные со сложным применением законодательства, споры, вызванные ошибками органов опеки. Таких, на мой взгляд, четверть из всех.

Три четверти — это разномастные споры из разряда «могло бы не быть».  В сущности, это или настоящая «дурь» конкретных сотрудников, хамство, «личные отношения» в рабочем процессе, всякого рода «обиды», и, конечно, «политические» решения, не основанные на законе… Попробую их сгруппировать и описать.

1.  Про «место жительства» и «прописку»

Место жительства — место, где гражданин постоянно или преимущественно проживает. Регистрация по месту жительства — это то жилое помещение, которое гражданин назвал своим местом жительства перед государственным органом, отвечающим за миграцию. Эти два места могут не совпадать, и с этим связано масса коллизий. Я подробно писал на эту тему.

В 2015 году Минобрнауки довольно недвусмысленно объяснило ДСЗН Москвы, что при решении вопросов опеки необходимо руководствоваться не законом, который описывает вопросы регистрации, а статьёй 20 Гражданского кодекса: то есть важно, где человек живёт, а не где «прописан».

Такую же позицию должны занимать и суды. И, в большинстве случаев, занимают.

То есть, в отношении ребёнка, семьи, опеки и т.п. компетентен тот орган опеки и попечительства, на территории которого имеет место жительства тот человек, в отношении которого необходимо что-то предпринять. Например, ребёнок, находящийся под надзором в детском доме, «приписан» к тому органу опеки, на территории которого находится детский дом. А если он же начинает жить под опекой в семье — то к тому органу опеки, чьи полномочия распространяются на то место, где он фактически живёт с опекуном. Или потенциальный опекун должен обращаться в орган опеки не по месту «прописки», а в тот орган опеки, где он живёт постоянно (или преимущественно).

Как в реальности? В реальности, орган опеки посылает всех «по прописке». Это полу-правильно.

Почему неправильно? Потому, что статью 20 Гражданского кодекса никто не отменял: важно где проживает, а не где «прописан». Правильно потому, что, как правило, граждане не передают в орган опеки никаких документов, которые бы свидетельствовали о том, что они теперь проживают по тому адресу, где проживают. Это может быть договор безвозмездного пользования, договор найма жилого помещения, согласие от супруга на пользование его имуществом или что-то подобное.

Ещё нужно отметить, что орган опеки в Москве — Департамент. И он, в принципе, может самостоятельно решать, какие именно его территориальные или иные подразделения будут заниматься тем или иным вопросом. И поэтому, если вы живёте реально, например, в Метрогородке, а «прописаны» в Ховрино, то вас могут отправить хоть туда, хоть  туда, спорить с этим не стоит. А вот если вы, положим, живёте в Щукино (полномочия по опеке делегированы муниципалитету), а «прописаны» в Строгино (полномочия остались в ДСЗН) — за территориальность, может быть, и стоит побороться.

Но наибольшее количество споров, конечно, про разные регионы. Тут совет такой. Дальше «прописки» отправить уже невозможно, поэтому, если вам всё равно, идите сразу по прописке. Но если вам важно то место, где вы живёте по факту (например, при опеке), добивайтесь, чтобы даже заключение о возможности быть опекуном было выдано по месту вашего фактического жительства. Невзирая на прописку.

Как с этим бороться в принципе — неясно. В свое время заместитель руководителя ДСЗН Алла Зауровна Дзугаева, талантливый юрист, вытащила на свет эту схему («прописка» = место жительства), обосновав её (не вполне корректно) нормами законодательства, регулирующими процедуру регистрации. И теперь эта схема живёт и, в большинстве случаев, здравствует, применяется всеми органами опеки, когда надо «отвести» кандидата в опекуны или побороться против приёмной семьи.

К сожалению, применение именно этого закона нигде официально не установлено, нормативного акта, утверждающего, что в Москве какой-то особый порядок, нет, и поэтому обжаловать в суд приходится каждое правоприменение, каждую ситуацию.

Конечно, это большое свинство, но, вероятно, призвать к порядку людей, которые никак от выборов не зависят, не получается. А их начальник, Собянин, игнорирует гораздо более суровые протесты автомобилистов или пешеходов… Что уж тут про опекунов говорить.

В общем, решение применять «прописку» (а вернее, её отсутствие) в Москве как ограничение прав — решение политическое, и решение Собянина. Во всяком случае, протесты, адресованные к нему так и ни к чему не привели.

2. Про приёмную семью

Когда ребёнок из детского дома (или дома ребёнка, или иного учреждения, но будем для простоты писать дальше просто «детский дом») передаётся в семью, вопрос о форме устройства ребёнка решает тот орган опеки, к которому этот детский дом «приписан».

Вопрос о количестве форм устройства — юридически непрост. Однако, в законе написано: «усыновление (удочерение), под опеку или попечительство, в приемную семью либо в случаях, предусмотренных законами субъектов Российской Федерации, в патронатную семью)» (ст. 123 СК РФ), причём форму такого устройства определяет орган опеки и попечительства (ст. 121 СК РФ). Из  процитированного вытекает, что орган опеки, который передаёт ребёнка в семью, может выбрать такую форму устройства, как «приёмная семья».

Приёмная семья — это вид возмездной опеки (ст. 14 ФЗ «Об опеке и попечительстве»), когда ребёнок находится в семье не только как подопечный, но ещё и заключается договор о приёмной семье, в котором указываются, например, формы и виды социальной поддержки, размер и порядок выплаты вознаграждения приёмным родителям и, возможно, что-то ещё.

При этом, если актом (например, постановлением или приказом) органа опеки по месту жительства ребёнка (где он был в детском доме) опекун назначен как исполняющий обязанности возмездно (например, создана приёмная семья), то орган опеки должен заключить договор о приёмной семье (ст. 445 ГК РФ).

В случае изменения места жительства подопечного (например, переехала семья опекуна), его личное дело передаётся в орган опеки по новому месту жительства (ст. 9 ФЗ «Об опеке и попечительстве»), старый договор о приёмной семье прекращается, а орган опеки и попечительства по новому месту жительства должен заключить новый договор (п. 3 Правил заключения договора об осуществлении опеки или попечительства в отношении несовершеннолетнего подопечного, утверждённых Постановлением Правительства Российской Федерации от 18 мая 2009 года № 423).

В Москве этого не происходит. Во-первых, говорят нам, не изменилось, мол, место жительства подопечного. Об этом подробно писал выше. Во-вторых, и это новость, орган опеки начинает требовать снова сбора полного пакета документов как при назначении опеки. Этого требования нет ни в одном нормативном акте: договор о приёмной семье заключается на основании акта (постановления, приказа, распоряжения…) органа опеки о создании приёмной семьи. Никакого другого основания (например, пакета документов, новой справки о здоровье и т.п.) не требуется.

В-третьих, и это тоже московская новация, органы опеки заявляют, что договор, типа, это продукт полного непротивления сторон, и орган опеки хочет заключать договор, или не хочет — это их свобода.

Первый раз — да. При передаче ребёнка никто не обязывает передавать его именно в приёмную семью, форму устройства определяет орган опеки самостоятельно. Но вот уж если приняли решение передать именно на возмездную опеку — выбора у всех последующих органов опеки уже нет: прямо установлена обязанность заключить такой договор.

И к этому придётся принуждать через суд.

3. Про лишение родительских прав и алименты, которые должны взыскать опекуны

Орган опеки и попечительства сам подвергается контролю со стороны, например, прокуратуры. И там любят задавать вопрос: а на каком основании этот ребёнок вообще под государственным призрением, если у него есть живые родители. И спрашивают, почему эти родители хотя бы не платят алименты, если уж с любовью к детям не получилось.

В органах опеки часто, чтобы испугать граждан, или по незнанию, употребляют термин «статус», в сочетании «статуса нет», когда хотят сказать, что родители ребёнка не лишены родительских прав, и, стало быть, ребёнок «не очищен» юридически, не может быть, например, усыновлён. Ещё очень часто лишение родительских прав требует бухгалтерия, чтобы положить решение суда в основу выплат опекунам, ибо такое основание как, например, отсутствие фактического родительского попечения, даже при наличии согласия на усыновление не кажется им достаточным основанием для назначения выплат. Об этом я подробно уже писал.

Но орган опеки действует, прежде всего, как любой биологический объект, в основном, с целью выжить и развиться самому. И требует (незаконно) от опекунов и попечителей, чтобы они занимались лишением родительских прав родителей своих подопечных, и взыскивали на них алименты.

Такие действия часто (и есть, по моим ощущениям, тенденция к повышению частоты) приводят к тому, что тихо до этого спавшие родители вдруг «просыпаются» и начинают, например, требовать возврата им ребёнка из приёмной семьи. Если ребёнок прожил уже у опекуна, например, три года, представляете, с какой болью и кровью это всё происходит? Не трогали бы этих родителей и их дурацкие алименты, гляди, всё было бы прекрасно и тихо до 18 лет, но нет — теребят.

Проблема ещё и в том, что масса граждан, которые становятся опекунами детей, оставшихся без попечения родителей, приёмными родителями, не осознают, что ребёнок, которого им «выдали повоспитывать» не является их ребёнком. При усыновлении — понятно, а вот при опеке или в приёмной семье — нет, ребёнок не опекуна, опекун фигура лишь временная… Это понимание не дают ни в большинстве школ приёмных родителей, ни в органе опеки, нигде. И поэтому человек неверно оценивает правовые последствия назначения опекуном — он чувствует себя полноценным родителем.

Лишение родительских прав — учила нас до последнего времени наука — мера родительской ответственности. Лично я считаю несколько по-другому, но что мои научные воззрения, если Верховный суд и судебная практика ведут себя преимущественно по иному, и если моя точка зрения пока что в разделе «учёные спорят». Если это так, то родительская ответственность, и привлечение к ней родителей, какие бы они такие-сякие немазанные ни были — нельзя назвать действиями в интересах ребёнка. И, следовательно, это никак не является заботой опекуна.

Конечно, бывают разные случаи. И, например, постоянно третирующего семью опекуна, и самого подопечного, папашу-алкоголика, может, и нужно лишать родительских прав, и, может быть, это уже будет мерой защиты ребёнка — и тогда опекун в суд обратиться может, такое право у него есть. Но обязать его делать это во всех случаях — не обосновано.

Взыскание алиментов — несколько иная тема. Так же как и, например, оформление ребёнку пенсии по потере кормильца. Это — деньги ребёнка, и опекун, пожалуй, должен эти деньги получать (и тратить на ребёнка).

Другой вопрос, почему дом ребёнка или детский дом, где ребёнок провёл достаточно времени до этого, не озаботился таким взысканием? И почему орган опеки, который должен этот вопрос контролировать, никак не проконтролировал? И теперь, когда ребёнок под опекой, входит ли это взыскание (а именно, обращение в суд) в круг обязанностей опекуна? Спорный вопрос.

Но пока могу сказать только следующее. Если вы опекун, и по каким-то причинам хотите обратиться в суд за алиментами или с иском о лишении родительских прав — имеете право. Если же вы, по какой-то причине полагаете это ненужным, во всяком случае, на данном временном отрезке — не обращайтесь.

Важная особенность: свои «советы» и приказы о том, что нужно подавать какие-то иски, орган опеки на практике никогда не даёт письменно. Только устно (иногда криком и запугиванием). Почему? Во-первых, каждая подпись чиновника на бумаге — ответственность. Не хотят. Лучше десять раз покричать, чем один раз подписаться. Во-вторых, сотрудники органа опеки знают, что такого рода иски могут привести к определённым последствиям: родители могут проснуться. И они не хотят потом смотреть в глаза испуганным опекунам, и отвечать за свои «рекомендации». Потом они, как правило, говорят, что они только советовали, рассказывали о возможности… а не орали втроём на бедную пришибленую тётю-опекуна: подавай в суд!

И третье. Думаю, самое главное. Орган опеки боится, что выданное письменно распоряжение (а оно может быть только письменным, и подписанным руководителем) может быть вами обжаловано. И не без успеха. Так что требуйте именно письменного распоряжения подавать в суд. И игнорируйте любые крики.

У органа (даже органа опеки), нет рта. Оно не может кричать. Оно может только издавать постановления, распоряжения, приказы…

4. Про выдачу (невыдачу) заключения о возможности быть усыновителем или опекуном

Главный секрет Полишинеля заключается в том, что у органа опеки нет правовых оснований для отказа в выдаче заключения о возможности быть опекуном или усыновителем, если вы принесли все документы, предусмотренные п. 4 Правил…, утверждённых Постановлением правительства Российской Федерации от 18 мая 2009 года № 423.

Документы есть? Все? Сроки не истекли (медицина — 6 месяцев, остальное — год)? Всё, нет основания не выдать заключение.

Остальное (всё!) — от лукавого.

Отказывают либо из-за «прописки» (см. выше), или по надуманным предлогам. Например, придумывают, что нужна справка 2-НДФЛ, хотя она по перечню документов не требуется. Или начинают высчитывать квадратные метры… Нет — всё это ерунда.

К сожалению ли, к счастью, но нормативная база такова, что отказать потенциальному опекуну в получении заключения при наличии всех документов и формальном соблюдении требований — нельзя. Даже если перед нами «псих», но без справки.

Даже если органу опеки очевидно, что этот человек мотивирован деньгами, а не любовью к детям —нет такой возможности у чиновника: заключение должно быть выдано.

5.  Про деньги подопечного ребёнка, пенсию по потере кормильца и «Сбербанк»

Деньги подопечного, выплачиваемые государством (пособие на содержание или пенсия), или получаемые в качестве алиментов — это деньги подопечного. И все (!) эти деньги должны быть на подопечного потрачены.

Тем не менее, часто органы опеки отказывают опекуну в том, чтобы снимать деньги со счёта, на который приходят деньги «по потере кормильца» или алименты. Мол, достаточно того, что приходит в виде пособия.

Нет, дорогие мои. Вот, есть закон. По нему ребёнку полагается и пособие, и пенсия, и алименты. Всё! Не сотруднице органа опеки решать, обоснованно или не обоснованно поступили депутаты, предусмотрев такие выплаты подопечным по таким основаниям. Не ваше дело!

Опекун не только вправе, но и обязан (!) потратить эти деньги на ребёнка. Алименты — потому, что это выплаты на содержание ребёнка от родителей, так написано в законе: «на содержание» и также «выплачиваются опекуну или приемному родителю».

Тоже самое с пенсией. Государство таким образом, деньгами, компенсирует ребёнку (а не когда он станет взрослым, иначе тогда б и выплатили) ежемесячно (!) потерю родителя. И платит эти деньги именно ежемесячно. Да, может быть уровень жизни этого подопечного ребёнка будет существенно выше, чем может представить себе в самых смелых мечтах сотрудница опеки для своего ребёнка, но… хочешь поменяться с ним местами?

Поэтому орган опеки не разрешающий опекуну расходовать всю (!) пенсию по потере кормильца, и все (!) алименты — неправ. Запрещают устно — требуйте письменного распоряжения. Опять же — поостерегутся давать.

6. Отдельно — про хамство

Это самое больное место.

Дело в том, что опекун и так ощущает себя несколько в подчинённом состоянии. Эти тёти вправе, в принципе, забрать у него ребёнка. Эти тёти так громко кричат и облечены властью…

Вот, например, возьмём реальную ситуацию двухдневной давности. Представитель опекуна (моя помощница), орган опеки (Троицк), хотим ознакомиться с материалами личного дела подопечного. Сотрудница опеки кричит: нельзя. Нет, можно, отвечает помощница… Далее дискуссия («опечка» орёт, ей в ответ вежливо, но настойчиво отвечают), финал: я хочу написать заявление, говорит помощница.

Ей дают бланк. Нет, говорит, не надо бланк, я сама. Нет, нужен бланк (мол, дура, не так напишешь «шапку»). Садимся писать. Сотрудница пытается диктовать, что там должно быть написано. И прямо требует, чтобы записано было слово в слово. Требует написать не просто заявление («прошу дать мне то-то…»), но целый трактат о том, кто, где, когда, с кем и почему. Нет, говорит моя помощница, писать я такое не буду, а буду писать то, что я хочу вам написать, и не более.

Двадцать минут криков, наездов, намёков на психическое здоровье моей помощницы, ругани, незаконных требований, и, как вишенка на торте, ещё и обсуждение личности доверителя («они вас обманывают» и т.п.). Мы за этим пришли в опеку?

И как это выдержать человеку, который от этих тёток зависит, если даже стойкая моя помощница пила валерьянку по итогу общения?

Почему эти тётки разрешают себе орать, общаться «на ты», закрывать дверь перед носом, требовать писать под диктовку? И, конечно, не давать никаких документов («там секреты — в деле-то подопечного! — мы какой хотим документ, такой дадим, а какой не хотим — не дадим»). При этом, например, гражданин, собирающийся стать опекуном не только вправе, но и обязан (!) ознакомиться с документами, находящимися в личном деле подопечного (п. 10(2) Правил.., утвержденных Постановлением Правительства Российской Федерации от 18.05.2009 №423). А уж опекун, являющийся законным представителем ребёнка — и подавно.

Как с этим бороться.

Каждая (!) попытка назвать меня «на ты» в органе опеки, каждое хамство, крик или незаконное требование должно заканчиваться жалобой. В вышестоящий орган (ДСЗН, разбирайтесь, коли не можете сами призвать к порядку!), или в прокуратуру, да хоть Путину. Именно на хамство!

Не путайте два вида жалоб: по существу и — отдельно — за издевательства.

Но не стесняйтесь писать! Любить вас и так уже не будут, но по крайней мере не будут орать

*  *  *

Вообще, по-хорошему, это вопрос к депутатам или иным выборным товарищам. Ведь налаживать работу каждого конкретного «собеса» — это как авгиевы конюшни чистить. Там надо всё сметать напрочь в большинстве случаев.  (Хотя, если начинать с кого-то, давайте начнём с Троицка. Они там какие-то совсем дикие.)

А в каждом конкретном случае: жалобы вышестоящим (хамство и тупость «на местах» не любят даже самые хамские и тупые начальники, а в ДСЗН, поверьте, не тупые люди сидят), иски в суд.  Только так.

И, конечно, список остаётся открытым. Обмен опытом продолжается.

Антон Жаров, адвокат, специалист по семейному и ювенальному (детскому) праву, руководитель «Команды адвоката Жарова»