Это на самом деле так. То есть, вы совершаете преступление, например, убийство, а потом вам делают поблажку потому, что у вас есть двое маленьких детей. Одному, старшему, шесть лет, вторая — совсем маленькая, два годика. И статья «от восьми до пятнадцати» превращается в восемь лет и три месяца.
Осужденный «уезжает» в какую-нибудь Мордовию, а его «несовершеннолетние дети», в лучшем случае — под опеку. И без каких-либо перспектив. Потому, что при лишении родительских прав «смягчающим» обстоятельством теперь будет являться то, что человек находится в местах лишения свободы, а его осуждение, «само по себе», не является основанием для лишения родительских прав.
Вот так это выглядит.
Жила-была девушка Екатерина, 26 лет от роду в городе Москве… Сама родом из Тамбовской области, но как-то оказалась в столице. Работала то там, то здесь, но добрый нрав и приятная внешность, а также, вероятно, безотказность в личной жизни, позволяла жить.
Первый ребенок появился случайно, от кого — толком неясно, так и живет без отца. Ребенка быстренько забрала бабушка, поскольку ничего хорошего его рядом с мамой, приходившей домой каждый день навеселе, его не ждало…
Потом личная жизнь, вроде бы, наладилась. Появился постоянный сожитель, Георгий, сняли квартиру без мебели в новом доме в Жулебине, стали жить-поживать… В 2005 году рождается дочка, Сашенька. И там же, в Жулебине, в апреле 2006 года Георгия арестовывают и заключают под стражу. Статья — 228 «прим», сбыт наркотиков (судя по всему, на этом и держалось финансовое благополучие «молодой семьи»). Вероятно, именно с этого момента жизнь Екатерины покатилась под откос.
К апрелю 2007 года она оказывается какими-то странными путями, в городе Пено Тверской области, вместе с дочкой. Как следует из приговора, проживает мать с ребенком (которые «приехали отдохнуть, подышать свежим воздухом для ребенка») в доме номер 13 по улице Овражная. Живут настолько хорошо и богато, что текущий сожитель Екатерины сигает через заборы по соседям в дом 15 и 11 и ворует дрова.
5 апреля воруют дрова (он кидает через забор, она ловит), а 7 апреля, «будучи в состоянии алкогольного опьянения, в ходе ссоры, возникшей на почве личных неприязненных отношений», она его убивает. Ножом. Пять раз в область сердца. «После этого она ходила к Косенко за лопатой, и говорила, что лопата нужна, чтобы закопать труп»… Ну, и много там, такого, бытового.
При всём этом великолепном «попоище», результатом которого явилось попытка сожжения трупа, присутствовала и двухлетняя девочка Сашенька. Правда, у неё, слава богу, показания не брали, а быстро-быстро отправили сначала в дом ребенка в Тверь, а потом в Москву, где у Саши довольно быстро появилась новая мама, опекун, Олеся.
Картина открылась невесёлая: папа в тюрьме лет на 7 (пять лет за наркотики и ещё два с половиной — неотбытое УДО по предыдущему грабежу), мама — лет на восемь… То есть, когда ребенок снова встретится со своими родителями ему будет уже лет десять — взрослый человек.
Саша быстро стала называть Олесю — мамой, а Олесиного мужа Николая — папой. И жили они так три года, тихо и спокойно, а потом…
А потом орган опеки вдруг «вспомнил», что надо бы взыскать с двух «сидельцев» алименты в пользу ребенка. Понятно, что алиментов с заключенного — как с козла молока, но — формально. Олеся засуетилась, начали собирать документы, запрашивать приговоры…
И тут — как гром среди ясного неба — письмо от матери. Внезапно. Дорогие мои «органы опёки», пишет мама, расскажите мне адрес и телефон опекунов моей доченьки, очень хочу её слышать видеть, и воспитывать, как выйду по УДО. Собственно, этим и объясняется внезапно возникающее ближе к середине или к двум третям срока желание родителей «внезапно» вновь воспитывать своих детей…
Переживаниям Олеси не было предела: получается, что вот это вот чудище, хладнокровно убившее пятью ударами в сердце своего собутыльника, чуть ли не на глазах своего ребенка, вот это вот чудище — оно хочет прекрасную девочку Сашеньку своими лапищами заграбастать?
Да. Именно так. Что делать? Давайте подавать сразу на лишение родительских прав, и на взыскание алиментов — и будь, что будет…
Ровно год — со дня подачи иска, до дня решения кассационной (тогда ещё) инстанции. И что вы думаете? Отказали. Нет, говорят, «бесспорных доказательств» того, что мама и папа уклонялись от исполнения родительских обязанностей! А то, что их осудили и отправили в колонию — так это, «само по себе», не свидетельствует, что крайние меры в виде лишения родительских прав уже стоит применять.
Подождите, говорю. Год подождите, два — и всё успокоится. Мама перестанет писать, а папа — и не начнёт (все документы, которые отправлялись ему судом, до него доходили — но оставались без ответа).
Два года ждали. Хотя мама написала после решения суда два письма опекуну с интервалом в месяц, потом все затихло и успокоилось… Но ждали два года, боялись спугнуть.
Судебные приставы прислали справку, что у отца — задолженность по алиментам чуть ли не за два года — в размере 11546 рублей с копейками (это какие же зарплаты на зоне?!), но задолженность. А с мамы, оказывается, алименты не взыскивались вовсе, несмотря на то, что исполнительное производство уже два года как… Но нам трудности судебных приставов — как-то безразличны, важно, что даже те крохи, которые родитель, вроде бы, должен был уплачивать — нет, не уплачиваются.
В итоге потребовалось ровно два заседания, чтобы районный суд (другой, чем в первый раз) лишил родительских прав и того, и другую. Опеки были не против, сами «кровные родители» отмолчались. Решение никто не обжаловал и оно вступило в силу.
На прошлой неделе истекли 6 месяцев с этого радостного события и сегодня мы подали в N-ский районный суд города Москвы заявление об установлении усыновления. Девочка Саша так и останется Сашей, но теперь уже будет Николаевной. И мама у неё будет настоящая. И по документам — тоже.
(Имена, места и даты, разумеется, изменены. Совпадения случайны)
