Негосударственные организации и органы опеки: в чём взаимодействовать

(материал для круглого стола сотрудников службы защиты детства «Взаимодействие с неправительственными организациями, работающими с семьями» — Литва, Вильнюс, сентябрь 2013)

Kaip sudominti įvaikintojus ir globėjus: globos ir rūpybos įstaigų ir nevyriausybinių organizacijų bendradarbiavimo patirtis — lietuviškai

Сегодня в России более 120 тысяч детей оставшихся без попечения родителей находятся в детских учреждениях разных форм, и могли бы быть усыновлены, приняты под опеку или устроены в семьи иным образом. Однако, этого не происходит в том объёме, как того хотелось бы. Почему?^[1]

Если этот вопрос задать сотрудникам органов опеки, традиционно ответ будет таким: “никто не берёт”. Усыновителей и опекунов, которые бы хотели принять в свои семьи детей категорически не хватает.

Нет, на “маленьких” — даже очередь, младенец находит семью за неделю-другую, тут сроки ограничены лишь возможностью подготовки документов. А вот что делать с инвалидами (в том числе и умственно сохранными, и с теми, чьи ограничения по здоровью не столь значительны), со “взрослыми” детьми (старше 7 лет “не берут”), с просто запущенными по здоровью и развитию детками — никто не знают. “Не берут” — и всё. Нет желающих.

Зададимся вопросом: почему люди вообще решают принять ребенка, “чужого ребенка”, в свою семью? Условно мотивацию можно разделить на две большие группы: “я” — мотивацию и “они” — мотивацию.

В первую очередь, на пороге органа опеки оказываются люди, которым нужно что-то изменить (дополнить, компенсировать) в себе самом (в своём “я”) и они видят простейший путь — взять ребенка, который эти проблемы сможет “решить”.

В первую очередь усыновить стремятся бесплодные пары и одинокие женщины (мужчины тоже встречаются), с мотивацией которых все достаточно понятно: надо быть “как все”, “тоже иметь детей” и всякого рода вариации на эту тему.

Обращаются “пожилые” потенциальные усыновители и опекуны  (в дальнейшем я буду называть кратко — усыновители), которые столкнулись с тем, что дети выросли, внуков нет (или пока нет) и заботиться больше не о ком. Классический пример мотивации дала пожилая, заслуженная опекун, вырастившая семерых детей, но, увы, достигшая преклонных лет: “Дайте мне троих-четверых, я хочу снова “сесть в кастрюльки”^[2].” Для такого рода мотивации сформировался даже термин — “эффект покинутого гнезда”.Разумется, это решение проблем усыновителя, а не ребенка.

Следует отметить и достаточно значительную группу усыновителей, потерявших (часто в недавнем прошлом) собственных детей, и стремящихся, компенсировать утрату.

Есть значительная группа усыновителей (в России это специфично для представителей народов Кавказа), которые берут детей своих непутёвых родственников, потому, что “так надо”, потому, что так решили старейшины, ну и потому, что “неудобно перед другими родственниками”.

В последние годы появился ряд опекунов, очевидно меркантильно мотивированных: “Мне нужно взять четверых детей, тогда нам хваит на то, чтобы за два месяца закончить ремонт и пристроить веранду”. Тут даже комментарии излишни.

Значительное число усыновителей обращается с просьбой передать им ребенка для решения тех или иных внутренних проблем: одиночества, страха перед старостью (“некому стакан воды подать”), необходимостью чувствовать свою нужность кому-то, да и просто — отсутствием любви в жизни. Люди хотят реализоваться, оказав помощь “жалкому, несчастному” ребеночку (таких много появляется после публикаций каких-нибудь жутких “сиротских” историй). Потребность взрослого человека добиться реализации в жизни, конечно, похвальна, но, разумеется, решать её с использованием реальной жизни реального маленького человека — недопустимо.

Другая когорта усыновителей оринтирована, прежде всего, на решение тех или иных проблем ребенка, а иногда и общества в целом.

Приходилось слышать много раз про то, что у семьи есть в наличии ресурсы (в том числе и материальные) — и семья готова ими поделиться с маленьким ребенком, чтобы помочь ему выйти в жизнь. Данную мотивацию стоит  отличать от потребности разрешить внутренние проблемы семьи: никакой приемный ребенок не “скрепляет брак”, а совсем наоборот, никакой приемный ребенок не может утолить скуку сидящей дома домохозяйки и т.п. Но, как правило, альтруистическая мотивация (помочь, раз у нас есть на это силы и средства) — самая “удобная” для специалиста, и самая приемлимая для ребенка.

Приходят усыновители, мотивированные помочь конкретному ребенку, о судьбе которого им пришлось узнать.  Как правило, мотивированные данным образом усыновители, довольно легко соглашаются помочь не обязательно тому ребенку, за которым они пришли, но и другому, нуждающемуся в помощи не менее, если “первый” почему-то стал недоступен для усыновления.

В конце концов, появляются граждане (как правило, успешные и без каких-либо нерешенных внутренних проблем), мотивация которых звучит примерно так: “сиротство — это позорище страны”. Нельзя с ними не согласиться. И, если есть ресурсы, почему бы и не помочь обществу справиться с этой социальной “болячкой”.

Каких усыновителей из этого списка хотели бы привлечь органы опеки?

Пары, которые не могут родить своего ребенка, в органе опеки появятся и без дополнительного привлечения. Усыновители с “утратой”, “пустыми гнездами” или решающие какие-то свои внутренние проблемы без предварительной работы с психологом вряд ли могут быть рекомендованы в качестве усыновителей, не говоря уже о меркантильно-мотивированных.

Конечно, в органе опеки ждут успешных, устоявшихся в жизни, имеющих материальные ресурсы и сильную психику, без внутренних проблем — вот таких усыновителей. Как их привлечь?

Если взглянуть на проблему общо, “сверху”, с точки зрения, например, государственного деятеля, то нужно принять ряд решений на государственном уровне, безусловно.^[3] В первую очередь, законодательно, нормативно, “открыть двери” детских домов, допустить, условно, почти любого желающего войти в это учреждение, принять участие в его жизни. Это — непростая проблема, но решаемая^[4]. Увы, на изменение процессов, происходящих в головах государственных мужей, уходит слишком много времени.

Остальное, в целом, не требует нормативного регулирования, и доступно уже сегодня.

Во-первых, это абсолютная и полная доступность производной информации о детях, которые могут быть переданы в семьи. Эта информация должна быть совершенно доступна в интернете, поддерживаться в актуальном состоянии.

Во-вторых, надо изменить направление информирования общества о проблеме сиротства. Сегодня в СМИ появляются оплаченные государством публикации двух видов: или “мордочки” детей из разряда “детки-в-клетку”, в одинаковых “сиротских” рубашках, несчастные и умилительные — либо, напротив, бодрые рассказы мамы-усыновительницы (как правило, многодетной) о том, как хорошо воспитывать семерых, и трое родных от четырех приемных “ничем не отличаются”. И тот, и другой материал  в газете (на телевидении) не обращается к действительно “нужной” аудитории успешных и альтруистически мотивированных усыновителей.

Нужно рассказывать о проблеме сиротства не на уровне “вот история Маши и Вани”, а на уровне “приемный ребенок становится своим”, на уровне “ваше простое дело может помочь ребенку”, на уровне “ответственные члены общества могут решить проблему сирот” — показывать проблему и говорить о мотивации, свойственной “нужным” категориям усыновителей.

Третье. Как это ни странно повторять, но, как правило, гражданин, решивший принять ребенка в семью, не может самостоятельно и просто (через интернет, через СМИ) получить информацию о том, каков порядок действий ему предстоит, какие имеются ограничения и какие ему документы нужны. Отчасти этот пробел восполняют Школы приемных родителей (как бы они ни назывались), но далеко не все из тех, ктобы мог там оказаться, до них доходят: нет информации.

Четвертое направление — полная инклюзия детей, принятых в семьи, в обычную, “общую” среду. Никаких “слётов приемных семей” (за исключением, пожалуй, самых первых периодов адаптации ребенка в семье), обязательно на такого рода мероприятиях дети должны быть “перемешаны”: и родительские, и подопечные, и усыновленные. Ребенок под опекой должен ходить в обычную школу и никак не выделяться из общей массы детей. Почему это важно. Конечно, скрыть то, что ребенок находится под опекой или усыновлен — не всегда возможно, да и не нужно. И то, что такой ребёнок, которого принято считать “особым”, “не таким”, находится вместе со всеми — демонстрирует родителям, что они вполне могут принять в свою семью ещё одного ребенка^[5].

Пятое. Успешные люди тянутся к успешным: надо договариваться, чтобы усыновления “звёзд” не были не просто не тайной — но предметом обсуждения в обществе. Американская звезда Анжелина Джоли заставила задуматься об усыновлении миллионы женщин во всем мире.

Шестое. Необходимо отходить от “рекламы” опеки как источника выплат опекунам. Мне неизвестно, чтобы кто-то сообщал об увеличении числа потенциальных усыновителей при увеличении выплат. Нет, конечно, растёт число меркантильно мотивированных граждан, которых к детям нельзя на пушечный выстрел допускать. Но никакого успешного и уверенного в себе человека, ни одну тёплую и крепкую семью вы не “уговорите” принять ребенка в семью, посулив денежные выплаты.^[6]

Всё вышесказанное “работает” при наличии двух работоспособных механизмов: во-первых, грамотно и чётко работающей системы идентифицирующей мотивацию гражданина, а во-вторых, школы приемных родителей, трансформирующей его мотивацию, работающей с ней.

Ни того, ни другого у сотрудников органов опеки, например, в России, нет. Это совершенно не функция даже самого грамотного чиновника: узнавать о том, что человек думает, почему он что-то делает. В этом вопросе невозможно действовать, не привлекая негосударственные организации.^[7]

Кроме указанных двух направлений деятельности, негосударственные организации могут, более эффективно и успешно, действовать в вопросах дальнейшего сопровождения приемных семей. Парадоксально, но более успешные и альтруистически мотивированные усыновители задают больше вопросов, чем те, кому сопровождение “прописано”, семьи в предкризисном и кризисном состоянии.

Негосударственные организации способны (через мероприятия, СМИ, через своих членов и сторонников и т.п. — в силу своей собственной, внутренней, исконной мотивированности на положительный для общества результат) “заражать” темой усыновления значительное число людей. А если человек задумался о приеме ребенка в семью, увидев собственными глазами тех, кто это уже сделал — есть вероятность, что и сам “дозреет” до такого решения.

Итак, какой может быть план действий по “увеличению количества усыновителей”?

Конечно, это, в первую очередь, классическая pr-кампания.

Надо определиться, что именно, какой message, какое сообщение мы хотим донести и до какой аудитории, а затем просить медиа подготовить статью, сюжет, заметку именно с таким взглядом на ситуацию.

Какие медиа нужны в таком случае? Успешные люди вряд ли читают газету бесплатных объявлений, не так ли… И совершенно исключено, что они будут смотреть раздел “статьи” на официальном сайте местного самоуправления. Одно могу сказать точно: ни одно из “приличных” медиа с репутацией, на моей памяти, помочь сиротам обрести семью не отказывалось.

Разумеется, сайт органа опеки должен быть “набит” информацией до отказа. Мы ожидаем, что люди примут очень важное, может быть самое важное с своей жиизни (и, безусловно, самое важное в жизни ребенка) решение — нужно снабдить их понятной, доступной и исчерпывающей информацией для этого.

И последнее — на мой взгляд, самое важное. Любое дело спорится в руках того, кому это дело действительно интересно, и интерес этот — от души, от самого сердца. Не умаляя достоинств сердец сотрудников детского дома, например, довольно трудно, когда речь идет о судьбах людей, работать с 9 до 18 часов. Не получается, не так ли? Или, если получается “выкинуть из головы” детей в “нерабочее время”, то может, стоит подумать о другой работе?

Некоммерческие организации, как правило, созданы из людей, интерес которых к разрешаемой ими проблеме очень сильно внутреннее мотивирован, личностно важен. Это — одна из причин, почему негосударственные организации, работая буквально за гроши, оказываются существенно более эффективными в таких областях, где государственные органы не могут справиться, сколько денег ни вкладывай.

Все те моменты жизни, когда требуется не решение, а сочувствие, не сведения, а эмоции, не факты, а надежды, доверие, убеждение — всюду требуется работа именно негосударственных организаций.