Борьба за отмену #сиротскийзакон вышла на новый уровень.
Чиновники Минпросвещения уже дважды уверяли нас в том, что документ внесен в Правительство, но убедительных доказательств этому пока нет.
Сегодня адвокат Жаров запускает серию роликов, в которых подробно (со ссылками на текст законопроекта) рассказывает о том, что ждет всех приемных родителей в случае, если закон примут.
Пожалуйста, потратьте 11 минут своего времени! И обязательно отправьте ссылку на это видео всем друзьям и знакомым.
Дорогие друзья, и снова здравствуйте! Я опять про законопроект. Как и обещал, выкладываю ролики, в которых я буду со ссылками на пояснительную записку или на законопроект объяснять, почему же этот законопроект нельзя принимать в том виде, в котором он есть. Все сводится к общим моментам, почему этот законопроект не годится в самой сути своей, почему те цели, которые он ставит перед собой, не достижимы теми результатами, которые нам показывают, с одной стороны, а с другой стороны, я хочу поговорить о конкретных четырех моментах, которые нужно просто убрать из этого закона, а не заниматься их улучшением. Не надо разбираться, как живет таракан, надо его просто прибить.
Дело в том, что те цели, которые поставлены в пояснительной записке перед этим законопроектом, не достигаются самим законопроектом, то есть тем текстом, который нам предложили рассмотреть. Не достигаются. Достигаются какие-то другие цели. Я постараюсь поговорить и о них тоже. Начнем с того, что заявила на форуме приемных родителей заместитель Министра Просвещения Российской Федерации Татьяна Юрьевна Синюгина: “Тридцать шесть тысяч кандидатов стоит на учете, но детей — сорок пять тысяч — не принимает решение в семью брать”. Если я правильно понял логику заместителя министра, то вот эти вот тридцать с чем-то тысяч человек не хотят брать детей тех категорий, которые остались в сорока пяти тысячах. Ну, на самом деле все не совсем так.
Во-первых, сама по себе цифра родителей, стоящих якобы в очереди за детьми, она, ну, несколько раздута. Значительное число из них — это мертвые души, люди, которые уже отказались взять детей, или уже взяли детей, но почему-то это не отмечено в базе данных. Они продолжают там оставаться и в течение двух лет будут продолжать там оставаться, потому, что нет никакого законного механизма проверить, взяли они детей или нет. Никто не тыкает их острой палочкой и не спрашивает: “Взяли детей? Взяли? Исключать вас из базы данных?” Они продолжают оставаться. И учитывая, что Министерству Просвещения выгодно, чтобы эта цифра была большая, они будут оставаться там еще какое-то неопределенное время. Итак, мертвые души. Но это не все.
Одна из важных проблем заключается в том, что человек приходит в свой орган опеки или в свой региональный банк данных, встает на учет, например, в Москве, ему показывают — бери, пожалуйста, тысяча четыреста восемьдесят (по-моему, такую цифру последней называли) детей, которые находятся в Московском региональном банке данных, это в основном дети, оставшиеся без попечения родителей с братьями и сестрами, подростки, дети с серьезным количеством и степенью заболеваний, и таких детей человек не берет, но в базе данных остается. Он в ужасе идет домой перерабатывать полученную информацию. Нет бы ему отъехать в Иркутск, или в Якутск, или куда-нибудь подальше. О, в Петербург, забыл об этом сказать. В Петербург отъехать и найти там маленького ребенка, если ему его, конечно, покажут. Петербург — это особое место, о нем следует особо поговорить. Но как-нибудь потом. Итак, это люди, которые пришли в свой региональный банк данных, встали, но не нашли ребенка. Вот об этом и говорит у нас заместитель министра. Но не это — самая сладкая категория. В основном люди в принципе не могут найти себе детей.
Почему? По моде, которая введена опять же многими региональными органами опеки и попечительства, и поддерживается, видимо, на федеральном уровне. Я не видел по этому поводу методических рекомендаций, но ничего против этой практики Министерство Просвещения не делает, а новый законопроект-таки эту практику легализует и вводит как бы сверху. Итак, в заключении у большинства потенциальных усыновителей и опекунов написано, например, что-то вроде: “Может быть усыновителем девочки от ноля до четырех лет первой или второй группы здоровья”. Таких детей в банке данных, ну залезьте, посмотрите сами, я думаю, что у меня хватит пальцев на руках, ну в крайнем случае — на ногах, чтобы найти их по всей территории Российской Федерации. Конечно же, их просто нет! И поэтому эти люди формально стоят на учете в органе опеки и попечительства, готовы взять детей, может быть, более взрослых, не до четырех лет, а например, до шести, но по каким-то причинам им решили ограничить этот возраст.
Буквально вчера у меня был доверитель, который принес заключение, в котором ему ограничили ребенка и по полу, и по возрасту, хотя он просил от ноля до восемнадцати мальчика или девочку, и, собственно говоря, ну, мы не знаем, какого ребенка выберет судьба для нас! Но у него уже написано строго так, от сих до сих и никуда в сторонку. Возьмет ли он ребенка, если ему написали в заключении ребенка не того, кого он хотел взять? Или не того, кого он бы мог найти? Вот это тоже проблема, которую никто никак не обсуждает. Но это скорее про реализацию закона и про ту статистику, которой мы руководствуемся. Которой они руководствуются! Так все-таки, зачем принимается этот закон?
Формально принимается он по следующим причинам. Возьмем пояснительную записку и попробуем процитировать В первую очередь цитируются цифры по возврату детей из различных форм устройства в семьи, и следом делается вывод, что “к обстоятельствам, послужившим причиной отмены решения о передаче ребенка в семью, в том числе относятся некачественная подготовка граждан, выразивших желание стать опекуном, а также отсутствие мотивации (ого!) у семей, принявших в семью на воспитание ребенка к сопровождению и оказанию помощи”. То есть нам не понятно из чего, вот этих исследований точно не проводилось, они нигде не опубликовано, сделан вывод, что дети были возвращены обратно в систему потому что у семей “не было мотивации к сопровождению и оказанию помощи”, или что их некачественно подготовили. Это, товарищи, абсолютное передергивание.
Вот вы берете просто какой-то тезис и пишете так, как будто бы он уже подтвержден. Исследований не было! Люди умозрительно так решили, что детей возвращают не потому, что органы опеки скрыли психиатрический диагноз у ребенка, и семья просто физически не может выдержать ребенка с этим психиатрическим диагнозом. Или потому, что проявились какие-то проблемы медицинского характера у ребенка, и перестало хватать ресурса у одинокой мамы для того, чтобы этого ребенка тащить, и так далее. Причины могут быть разные, абсолютно разные, кто их исследовал? Где ваши исследования? Где подтверждения ваших слов? Я с таким же успехом могу абсолютно также бездоказательно сказать, что возвращение детей из приемных семей связано с движением Луны вокруг Земли. Но ведь это же будет неправда!
Ну и вот про некачественную подготовку. С 2012 года, семь лет существует эта система, и за семь лет Министерство Образования, затем Просвещения, все те же самые люди, ничего не смогли сделать, чтобы ее наладить! Вам не хватает законодательства? Почему? Программу утверждаете вы, требования к школам приемных родителей утверждаете вы! Кто вам мешал? Что вам мешает? Можно с уверенностью заявить, что Министерство Просвещения не справилось даже с тем, чтобы построить систему школ приемных родителей. А теперь Министерство Просвещения берет на себя новые социалистические обязательства. Вы, может быть, старые выполните для начала? Но это мало кого волнует.
Второй аргумент, который содержится в пояснительной записке, что, мол, много, ну так слово не сказано “много”, но приводится некоторая статистика по преступлениям против детей, которые совершены в семьях, замещающих семьях усыновителей, опекунов и приемных родителей. За 2015-й год 95 пострадали в семьях усыновителей или опекунов, в 2016-м году — эта цифра 82. За 2017-й и 2018-й год цифра не приводится. Подозреваю, почему. Они наверняка меньше. Поэтому эту статистику желательно как-нибудь не очень подсвечивать. Но и вариант, когда у нас 85 детей пострадало. Это, мы считали, — порядка двух тысячных процента. Это смешно. Это просто смешно. Мы, конечно же, должны о каждой слезинке ребенка думать, но отвечать на слезинку восьмидесяти двух детей психологическим обследованием полутора миллионов граждан — это как-то вот совершенно не соотносится. Почему вы решили, что ваши чудо-психологи, которые не могут организовать даже школу приемных родителей, гораздо более простая задача — просто преподавать, почему вы решили, что эти же самые органы с этими же самыми психологами смогут отобрать действительно прекраснодушных людей, которые ни в каком случае не совершат преступления против своих подопечных? К слову сказать, из восьмидесяти двух далеко не всегда преступники сами опекуны и приемные родители. Иногда это просто ситуативное преступление. Речь идет о тех детях, которые находятся в семьях, обратите на это внимание, пожалуйста. Но в ответ на тенденцию на снижение преступности в против детей, находящихся в замещающих семьях, мы отвечаем ужесточением сиротским законом.
И еще на один момент выступления Татьяны Юрьевны Синюгиной я обратил внимание. Это критика по поводу того, что одинаковые-таки письма подписывают наши приемные родители, опекуны и прочие неравнодушные граждане. “Не переписывайте вы, высланные вам типовые письма в адрес Министерства Просвещения против этого закона”. Татьяна Юрьевна, мы не в школе! И задач писать диктант обязательно от руки или изложение — обязательно по строчкам, у нас нет. Гражданин может любым образом обратиться в орган Государственной власти с любым, кажущимся ему важным, вопросом. И кто-то из нас умеет рисовать, я, например, нет, или танцевать, я, например, нет, а кто-то умеет писать тексты юридического характера, например, я. И если я помогаю, пускай коллективно, гражданам оформить свои мысли, положив их на бумагу, пускай используют какие угодно тексты.
Кроме того, если говорить про “copy/paste” и про повторение пройденного, вспомните, как Министерство Образования отвечало на те восемьсот писем, которые отправили им граждане. Тоже самое, с использованием “копипейста”. Как заполнена, например, таблица к концепции законопроекта, который в очередной раз размещен на сайте regulations. Тоже “копипейст”. Там, например, используются ответы на те вопросы, которые в новом законопроекте просто не освещены, например, про количество детей, поэтому неча Министерству Просвещения пенять на граждан, что они пользуются командой “control V”, “control C”. Вы ей пользуетесь гораздо более активно.
И Татьяна Юрьевна, вы можете, конечно, как угодно отвечать приемным родителям, которые на форуме вам дадут свои предложения, как угодно их использовать, в том числе не использовать вообще, эту обиду они наверное стерпят. Но граждане, которые написали в Правительство Российской Федерации Голиковой, и письмо спустилось сначала министру Васильевой, а потом неизбежно вам, на эти письма ответить придется все-таки каждому. И вообще, вы сами на себя работаете? Или все-таки интересы граждан должны быть в поле вашего внимания, и вы должны им отвечать? Разве не так?
Ну и последнее. Если брать вообще приемных родителей, то, как мне кажется, любой из тех, кто взял под опеку, усыновил, вырастил приемного ребенка, сделал для него, и для страны, и для общества, и для нас с вами, гораздо больше, чем большинство сотрудников органов опеки и сотрудников Министерства Просвещения, чего уж тут таить. Вы писали бумажки — они воспитывали детей. Не мешайте им это делать, пожалуйста. А про сиротский закон я продолжу. С цитатами.
