Вернуть ребенка родителю! Даже из-за границы!
С 17 мая в Российской Федерации вступил в силу Федеральный закон от 5 мая 2014 года № 126-ФЗ «О внесении изменений в отдельные законодательные акты Российской Федерации в связи с присоединением Российской Федерации к Конвенции о гражданско-правовых аспектах международного похищения детей». Этот закон с длинным названием вносит в систему права России совершенно революционные, и доселе не применявшиеся так широко, институции.
Прежде всего, впервые международный договор становится в России актом прямого применения. Нет, и до этого, международные договоры должны были применяться, и применялись, «впрямую», даже если не было специального закона в РФ об этом. Но тут впервые, в сущности, для «работы» одной Конвенции, в Гражданский процессуальный кодекс вносится целая глава с очень особенными правилами, не применимыми более нигде.
О самой Конвенции о гражданско-правовых аспектах международного похищения детей нужно говорить и писать особо, но в данном случае интерес автора вызывает набор специализированных процессуальных норм, примененных законодателем.
Гражданский процессуальный кодекс (ГПК) — закон, который, как и каждый процессуальный закон, должен находиться в состоянии стабильном настолько, насколько это возможно. Каждое изменение, во-первых, встряхивает огромный судейский корпус и остальных правоприменителей, в сущности, всю совокупность граждан РФ, которые так или иначе пользуются услугами гражданского правосудия. Во-вторых, если изменение серьёзно, встаёт вопрос, а как быть с делами, рассмотренными «по-старому»? Нет, вопрос не юридический — понятно, что они действительны, если было соблюдено законодательство, действовашее в то время — но человечески весьма обидно, что вчерашнее дело может быть обжаловано в течение 10 дней, а завтрашнее, например, уже в течение месяца. И, напротив, вчерашнюю частную жалобу рассматривали трое судей, а по-новому — один. И так далее. Это не способствует стабилизации (не говоря уже, улучшению) отношения к судебной системе. Третья проблема заключается в том, что чем более специализируются процессуальные нормы, тем более встает вопрос о механизации правосудия, у законодателя возникает желание всё дотошнейшим образом прописать, оставляя судье совершенно чиновничью обязанность «сверить» реальность и текст «пп. 17 п. 3.1 ст. 326.26», что подтачивает и судейскую независимость тоже.
Но тут — случай совершенно особый. В сущности, ни один закон РФ не удостоился отдельной главы в ГПК, все, в той или иной степени, обходятся общими нормами. Конвенция — иной случай. Итак, что главное.
Закон упорядочивает и вносит понимание, наконец, в ту, «вольницу», которая была в вопросе об исполнении решений судов по спорам о детях, до этого. Исполнить эти решения было порой невозможно.
Приходил пристав с решением «передать ребенка матери», а из-за двери детский голос отвечал: «Не хочу к ней!». И пристав уходил. Почти так всё и бывало. Теперь приставу «приделали» педагога, психолога, переводчика, да кого угодно, чтобы этот вопрос всё-таки решать.
Важнейшим положительным фактором данного закона является и то, что он легализует, вводит в правовую систему страны международный договор, как есть, без «ситечка» федерального законодательства. Уж что подписали — то и выполняйте.
А выполнять есть чего. По Конвенции, родитель (имеется в виду любое лицо с правами опеки, но тут будет упрощать: споры чаще всего между двумя родителями), ребенка которого увезли в каком-то направлении за границу, вправе, через центральный орган своей страны или страны, где ребенок находится, обратиться с заявлением о его возврате.
Для этого заявления, в сущности, может быть даже не приложено никаких доказательств, просто: написал, отправил, сел ждать.
Получив такое заявление, Министерство образования и науки РФ (а оно у нас по Постановлению правительства — центральный орган по применению этой Конвенции), тут же начинает искать ребенка (через приставов и органы опеки), и, если находит, сообщает родителю-заявителю.
При этом Минобрнауки сообщает заявителю, в какой суд ему необходимо обратиться, чтобы ребенка вернуть.
Интересно, что законом специально определены восемь таких районных судов. И это — большая законодательная новость, ни в одном другом случае такого нет. В АПК, например, есть специальная подсудность дел про имущество за границей — Арбитражный суд Московской области, но это, пожалуй, и все исключения. То, чтобы районный суд какого-то города наделяли какими-то особенными полномочиями, такое впервые.
Теперь судьи Тверского районного суда города Москвы (по ЦФО), Дзержинского районного суда города Санкт-Петербурга (по СЗФО), Первомайского районного суда города Ростова-на-Дону (по ЮФО), Пятигорского городского суда Ставропольского края (про СКФО), Канавинского районного суда города Нижнего Новгорода (по ПФО), Железнодорожного районного суда города Екатеринбурга (по УФО), Центрального районного суда города Новосибирска (по СибФО) и Центрального районного суда города Хабаровска (по ДВФО) будут рассматривать все подобные дела, обо всех детях в пределах федеральных округов.
Решение необычное. Наверное, логично было бы отдать это, например, судам областного уровня, где умеют работать с иностранцами (иностранное усыновление идет только через областные суды), но решили сделать ещё более затейливо.
К слову, автор думает, что если таких дел будет слишком много, то придумают просто специальные (вероятно, ювенальные, суды). Сначала — по федеральным округам, а там — видно будет.
Итак, если иностранный родитель, у которого похитили (термин не криминализован, и означает, по Конвенции, в том числе, и удержание, помимо воли второго родителя) ребенка, обращается, например, в Тверской районый суд города Москвы с соответствующим заявлением, то суд должен рассмотреть это заявление в течение 42 дней. Это — тоже удивительная новелла. К сожалению, ничего (как и в другом месте ГПК, где говорится, что дела должны рассматриваться за два месяца) не говорится, что будет, если этот срок не выдержать… Ну, да, «комппенсация за нерассмотрение дела в разумный срок», статья 6 «прим», читали.
Обеспечением данного иска может быть применен запрет менять место пребывания ребенка. Это — огромная новелла. Ничего подобного не было даже в практике, не говоря уже о теории. И это очень сильно приближает нас к правовым реалиям западных стран, где нормальным для суда является, например, запрет ответчику не приближаться ближе километра к жилищу истца. То ли ещё будет.
Второй запрет тоже нов для гражданского процесса: временно ограничить ответчику выезд из РФ. Про это мы, конечно, слышали у судебных приставов. Суды это будут применять впервые.
Новеллой для российского гражданского процесса является и то, что введен прямой запрет на предъявление встречного иска, а также любого увеличения требований: только одно требование о возврате ребенка или обеспечении прав доступа. И это — бомба, конечно.
При этом, остальные суды, рассматривающие иски о правах на данного ребенка, должны приостановить рассмотрение дела до вступления в законную силу решения суда о возврате (или об отказе в возврате) ребенка. Это — бомба номер два, совершенно атомного уровня.
Подытоживая, ровно в этой сфере (споры родителей о месте жительства и порядке общения с ребенком), ровно для случаев, когда произошло «похищение» (или несанкционированный увоз ребенка, или его несанкционированное удержание) ребенка из другой страны, теперь у нас будет вполне себе западный подход к этому вопросу. Решение суда, которое надо будет выполнять, и, судя по всему, выполнять будут строго.
Появляются восемь судов, которые будут в этом вопросе жестки и бескомпромиссны, в этом нет никаких сомнений.
Эпоха, когда достаточно было схватить ребенка и убежать, чтобы навсегда исключить отца (чаще всего, именно его) из жизни ребенка, заканчивается. Трещина есть, и через нее началось просачивание…
Что делать? Если вы — иностранный родитель, вы жили-жили, и у вас из-под носа увезли ребенка в Россию, у вас появился шанс вернуть его домой. Если вы — российский родитель, и ситуация зеркальная, то вы также имеете шанс вернуть ребенка, и достаточно (по сравнению, с имевшимися процедурами), быстро.
Если же вы — тот родитель, рядом с которым ребенок сегодня, а есть кто-то, кто претендует на его «возврат» за границу, придётся бороться, доказывать те вещи, и таким образом, каким до этого, как правило, не приходилось.
Правило «она же мать» больше не работает. Подход «защитить права родителя» больше не работает. Придется защищать именно что права ребенка.
Но есть и положительное. То, что прописано в этом законе — гораздо больше правосудие, чем история, складывающаяся в судах: тетя из опеки, тётя на кафедре — и получите, папа, свои три часа в неделю… Или эти бесконечные, многосерийные лишения родительских прав… Теперь — придётся доказывать каждый довод.
И это (для тех, кто умеет) — очень положительный факт.
Антон Жаров, адвокат, руководитель Команды адвоката Жарова,
специалист по семейному и детскому (ювенальному) праву
22/06/2014