Почти два года Ж. Д-ва ждала, пока она окажется в семье. Мать бросила девочку в подъезде дома, её так и не нашли: всё, что она говорила про адрес и своё имя, оказалось ложью.
В Доме ребёнка девочке поставили страшные диагнозы, но страшнее всего то, что у неё ставился диагнос «носительство гепатита С». Те люди, которые понимают в этом, знают, что антитела на вирус гепатита — недостаточно специфичны, чтобы обнаружить их простым тестом. Вирус герпеса даёт по антителам очень похожий результат, что и позволяет ставить такой диагноз…
Полтора года Ж. Д-ва жила в Доме ребёнка, пока откуда-то не пришёл звонок: готовьте. И девочку начали «готовить» к иностранному усыновлению. И тут, как невпопад появилась семейная пара Ю., они познакомились с девочкой, гуляли с ней, даже написали согласие на ребёнка. Но, видимо, посоветовавшись, Ю. отказались — гепатит С не лечится, и брать инвалида супруги не хотели…
Спустя год, в коридоре областного суда, Ю., разговаривая с усыновителем Б. скажет: «Мы чувствовали всё это время вину перед ней, хотя уже взяли другого ребёнка… Если бы я знал, что у неё нет гепатита…» Впрочем, не буду забегать.
В апреле 2008 года в государственном банке данных, в Министерстве образования и науки появилась итальянская пара Н. Те попросили деовчку определённого года рождения, голубоглазую, беловолосую и чтобы была в Москве. Им вытащили четыре анкеты. Супруги сразу же, не глядя в остальные, выбрали одну… Надо ли говорить, что это была наша Ж. Д-ва.
Н. приехали в дом ребёнка и, сколько хотели, общались с девочкой. В Доме ребёнка их ждали, знали, что они приедут, и отнюдь не из сообщения банка данных. Просто знали, что на эту девочку приедут именно Н.
В это время интенсивно готовятся документы на девочку. Все страшные диагнозы снимаются, остаётся банальное для воспитанников домов ребёнка задержка психо-речевого развития. Но о снятых диагнозах Дом ребёнка в орган опеки или в банк данных не сообщает. «Забыли, — пояснит потом на судеглавный врач Дома ребёнка, и суетливо добавит, — сотрудник уже наказан».
О том, что в Доме ребёнка появилась здоровая девочка, о том, что у Ж. Д-вой нет никаких диагнозов, это совершенно здоровый двухлетний ребёнок, в органе опеки и попечительства района узнали только за три дня до суда, на котором должно быть было установлено усыновление Ж. Д-вой супругами Н.
Орган опеки и попечительства, безусловно, пишет отрицательное заключение: здоровый ребёнок такого возраста (да ещё голубоглазо-белобрысый) может быть моментально устроен в семью российских граждан, зачем нам иностранцы?
Счастливо появляются в органе опеки супруги Б. Они тут же посещают ребёнка и тут же дают согласие на её опеку, ребёнка забирают из Дома ребёнка.
На слушании дела в областном суде, по рассказам участников, творилось что-то невообразимое: кричала судья, кричал прокурор, кричали все, и все повторяли одно. Как посмел орган опеки передать ребёнка под опеку российским гражданам, когда уже его выбрали иностранцы?! Дело закончилось отказом иностранцам (ребёнок уже был устроен в российскую семью), но и было вынесено частное определение в адрес сотрудников органа опеки.
Я подключился к делу, когда в Верховном суде уже была подана кассационная жалоба супругов Н. Они уже не хотели девочку (понятно, что в условиях, когда ребёнок уже в семье россиян, им не светит), но просили «крови» органа опеки.
На слушании дела в ВС так всё и пошло поначалу: адвокаты супругов Н. зачитали слёзное письмо, которое пришло накануне ночью (со словами вроде «мы не беспокоимся, что это будет стоить ваш гонорар, но мы хотим добиться и готовы идти до конца»). Председательствующий уже гремел голосом, когда к трибуне вышла, дрожа, главный врач Дома ребёнка.
Одна из судей назвала это чем-то вроде блеяния… Блеяние было недолгим, дали слово органу опеки, чьи интересы я представлял.
Все думали, что орган опеки будет оправдываться, но он начал нападать. По датам, по страницам, по каждому документу скрупулёзно доказывали, что девочку намеренно скрывали от усыновления россиянами. Вот — «нарисованный» диагноз, вот — «чистый», вот — справка о здоровье Ж. Д-вой («здорова» на сегодняшний день). Вот — ответ прокуратуры, вот — сравнение дат, когад ребёнку начали снимать диагнозы, и даты, когда начали собирать документы итальянцы…
«А сколько у вас детей с гепатитом?» — поинтересовался судья у главного врача.
«Я точно не знаю…» — «заблеяла» она. В этом доме ребёнка 52 человека, среди них — более 30 с диагнозом «носительство гепатита С». Но это старушка «позабыла».
Все всё поняли. Адвокаты замолчали, прокурор тщательно записывал и потом, в своём заключении всё ещё раз разложил по полочкам.
Я не сомневался, конечно, но результат всё равно обрадовал: ребёнок остался в российской семье.
А Домом ребёнка и теми, кто вокруг него, займётся прокуратура. Обязательно об этом позабочусь.