Конституционный суд опубликовал решение по заявлению о проверке на соответствие Конституции пункта 1 статьи 127 Семейного кодекса.
О чем идет речь. Обсуждалось соответствие Конституции одного абзаца в пресловутом пункте 1, а именно, вот этого:
[Разрешено усыновлять совершеннолетним обоего пола, кроме лишенных родительских прав, не имеющих места жительства и т.п. и т.д., а также…]
лиц, имеющих или имевших судимость, подвергающихся или подвергавшихся уголовному преследованию (за исключением лиц, уголовное преследование в отношении которых прекращено по реабилитирующим основаниям) за преступления против жизни и здоровья, свободы, чести и достоинства личности (за исключением незаконного помещения в психиатрический стационар, клеветы и оскорбления), половой неприкосновенности и половой свободы личности, против семьи и несовершеннолетних, здоровья населения и общественной нравственности, а также против общественной безопасности;
[конец цитаты]
Что сказал КС. Во-первых, он довольно пространно пояснил, что такой запрет («уголовникам») вполне оправдан заботой об интересах детей. Особенно, если дело касается «половых» преступлений. К слову, фразы про преступления против половой свободы и половой неприкосновенности настолько часто понатыканы в тексте, что начинаешь невольно задумываться, откуда именно такой акцент? Прочитаешь в пятидесятый раз, и начинаешь думать, что убийство — уже не такое уж и страшное преступление, ага.
Во-вторых, КС сказал удивительную лично для меня, как для юриста, вещь, что лицо «подвергавшееся уголовному преследованию», если преследование прекращено по «нереабилитирующим» основаниям вполне может иметь последствия после этого преследования, и эти последствия в виде запрета усыновлять — вполне допустимы, считает КС.
Тут надо чуть подробнее объяснить. Прекращение производства по уголовному делу по реабилитирующим основаниям означает (сильно упрощаю!), что суд или следствие пришли к выводу, что человек или непричастен или невиновен в инкриминируемом ему деянии, либо это деяние не является криминальным (например, кража на сумму меньше 1000 рублей). Всё. Никаких других оснований «реабилитирующего» прекращения дела нет. Тут все понятно.
А вот если дело прекращено, например, потому, что произошло примирение с потерпевшим, если истекли сроки давности, либо случилась амнистия — то это «нерабилитирующие» основания, то есть человек, вроде как, виновен.
Тут есть тонкости. Ни примирение с потрепевшим, ни согласие на прекращение дела по сроку давности, ни согласие на амнистию, не требуют ни признания вины, ни установления каких-либо обстоятельств. Кратко говоря: возбудили дело (об избиении), тот, на кого показывает потерпевший — непричастен, но, зная сегодняшнее положение дел в следственных органах («там разберутся» — это же иллюзия, да?), привлекаемый к этому делу человек считает за благо дать денег этому «потерпевшему», чтобы тот согласился «примириться». Всё. Дело закрывается. Вину человека установили? Нет. О его виновности никто выводов не делал, он только «загладил причиненный вред».
Далее. Амнистия. Вот, условного Сердюкова привлекают к ответственности за что-нибудь нехорошее. Сердюков знает, что он не виноват, что то, что там нашили в дело — бред, но есть амнистия, и можно одним заявлением всё это просто прекратить. Заявление пишется — дело прекращается. Кто-то (а это может делать только суд, и только приговором) его виновность признал? Нет.
Срок давности. Тут два момента. Первый — аналогичен случаю с амнистией, ну кто (кроме умницы адвоката Бориса Кузнецова — но там другая история, ну и он — адвокат, сам знает, что делает) будет возиться с настряпанным делом, если его можно прекратить за одну минуту? И опять — в деле нет ничего, кроме мнения следователя, что имярек совершил уголовно наказуемое деяние. Суда не было. Вину не устанавливали.
И есть второй. Для чего в принципе придуманы сроки давности (по убийству, например, 15 лет, по некоторым, например, геноцид, сроков давности нет)? Через пятнадцать лет, как полагает общество, уже нет большого смысла затевать всё это уголовное судопроизводство. И потому, что доказать через такой большой срок что-то уже сложно почти всегда, и потому, что общественная опасность этого деяния уже не такая, как пятнадцать лет назад… Но 15 лет — это особо тяжкие. А, например, побои — это два года. И через два года уже не только синяки прошли, но и забыли кто кого, где и как бил. Уголовное преследование прекращается, основания, формально, нереабилитирующие, но вывода о виновности суд опять не сделал никакого. Поэтому сказать, что человек виноват (или даже вообще, причастен) — нельзя.
На мой взгляд, реабилитирующие основания должны отличаться от нерабилитирующих только одним: заплатят гражданину за необоснованное привлечение к ответственности, или нет. Но во всех случаях все эти экзерсисы на тему «преследование прекращено по нереабилитирующим основаниям» — совершенно противоречит ключевому принципу уголовного прав — презумпции невиновности.
Человек — слаб, государство — сильное. Если у государства «руки не доходили» разобраться с совершенным преступлением столько времени, что применяется срок давности — почему человек должен внезапно оправдываться? Если примирились с потерпевшим, вину загладили, общественная опасность преступления нивелирована — почему человек считается невиновно виноватым? По амнистии прекращается дело на стадии начала расследования — почему человек остается виноватым? Его государство «вперед простило», он не стал спорить с этим — но почему ему вписываю это в вину? Почему остаются последствия?
Возвращаемся к усыновлению. Вот, перед нами гражданин, шестнадцать лет назад причинивший средней тяжести вред здоровью своему однокурснику (подрались из-за девушки, сломана челюсть, 27 дней больничного). Дело прекратили в связи с примирением с потерпевшим. Сегодня гражданину — под сорок, крупный деятель крупного бизнеса, больше не дерётся и вообще спонсирует благотворительный фонд. Но усыновить ему (даже детей от первого брака своей супруги) — нельзя.
И вот тут КС поясняет: абсолютный запрет по всем перечисленным видам преступлений — слишком широк и неоправдан. Особенно, если дело касается усыновления ребенка, которого и так фактически воспитывает гражданин. Суд не может формально отказать в усыновлении, если только речь не про тяжкие, особо тяжкие или «половые» преступления, не рассматривая в каждом конкретном случае, как и насколько былая судимость или «привлечение к ответственности» повлияет на способность гражданина воспитывать усыновляемого ребенка.
Теперь законодателю надо как-то изменить текст закона, чтобы он учёл вот это вот всё… Боюсь, что пункт первый статьи 127 Семейного кодекса будет скоро не на две страницы, а на пять…
PS: К слову, поправки в СК (в свете этого постановления КС) мы уже подготовили и в Госдуму передали. Я очень постарался, чтобы текста стало меньше, и он стал понятнее. В сущности, суд должен сам оценивать, как та или иная судимость влияет на способность гражданина быть усыновителем. В каждом конкретном случае. Исключения, конечно, пресловутая «половая свобода» — тут не объехать, не обойти. И, как мне кажется, до того, как судимость погашена или снята — можно с усыновлением подождать в принципе.
